Мы приехали в мою родную станицу на пустое место. Родительский дом был совсем пуст, давно заброшен и, по большому счету, практически не годился для жилья. Денег на ремонт жилища было немного. Можно сказать, совсем почти не было. Надо срочно принимать какие-то рaдикальные меры.
Разместив немудреный скарб первостепенной необходимости, привезенный с собой, мы с дочерью поехали по станице, знакомиться с окрестностями. Я не была здесь три десятилетия. Или… даже… четыре? Дочь приехала в первый раз.
Дочь села за руль нашего надежного боевого товарища, я – на пассажирском сидении, и мы отправились в путь. Пустынные пыльные улицы, укатанная грунтовая дорога, маленькие ветхие домики в окружении больших садов.
Яркое палящее летнее солнце, ни намека на дуновение ветерка, спящие в тени деревьев дворовые собаки. Белый джип потихоньку, практически не поднимая пыли, катился по улице. Я таращилась в окно, пытаясь хоть что-то вспомнить из своего детства. Надежды тщетны. Ничего не вспоминалось. Разве только что широкая невысокая стена, сложенная из округлых булыжников, отделяющая проезжую часть от старого клaдбищa. По этой стене, в далеком-далеком детстве, мы с подружками бегали босиком, играли в какие-то детские игры, рассказывали страшные сказки, сидя на плоской поверхности стены, и, свесив маленькие ножки вниз. В том далеком детстве эта невысокая стена казалась мне огромной и высоченной. Прилагалось немало детских усилий, чтобы найти маленькими босыми ступнями в каменной кладке расщелины, и осторожно, как обезьянка, взбираться наверх, цепляясь ладошками за выступы.
Еще рядом с кладбищем был огромный, как мне тогда казалось, выгон. Пустырь, по- нашему. Это свободное пространство, отделяющее кладбище от жилых домов, заросшее ползучей травкой, луговыми цветами, и высоченным, аж в три детских роста!, бурьяном. Большую часть своего раннего детства мы играли именно здесь.
На многих домиках висели таблички «Продается». Домики выглядели нежилыми. Оно и понятно, первые владельцы домов, когда-то наши соседи, достигнув преклонного возраста, поменяли свой построенный собственными руками дом на место на клaдбищe. А их дети, такие же, как я, не особо стремились вернуться в родную станицу и жить в отчих домах. Работы в станице было мало, можно сказать, совсем не было. Как не было и никакой светской, социальной жизни. Правда, вот церковь построили за время моего отсутствия. И теперь, хотя бы церковный приход, его жизнь, деятельность, деятельность прихожан вокруг церкви, церковные праздники и подготовка к ним, разнообразили будни, и были основной общественной жизнью жителей станицы.
Потихоньку выбравшись с грунтовки, колеса джипа выехали на единственную асфальтированную дорогу центральной улицы. Мы подъехали к магазинчику. Пока своих продуктов у нас не было, огород садить уже поздно, хозяйством еще не обзавелись. Поэтому, не в пример, остальным жителям станицы, покупающим только хлеб, соль и сахар, придется разжиться магазинными продуктами.
Я осторожно вышла из машины, слегка хлопнув дверью, строго наказав дочери сидеть внутри, караулить. Мало ли что, контингент в родной станице всегда был очень неоднозначным. Пошла к магазину и уперлась взглядом в доску объявлений: местный олигарх, выкупив давно недействующий полуразрушенный завод, набирал персонал для возобновления ткацкого производства. Я облегченно выдохнула, для нас это был хороший шанс попытаться устроиться на работу. Завод находился на окраине станицы, если это так можно было назвать, потому что буквально в двух-трех километрах от него, а, может, даже и меньше, практически, впритык, начиналась соседняя, следующая станица. Расстояние между населенными пунктами было очень маленьким. Плотность населения в регионе зашкаливала, поражала, и вызывала беспокойство властей, время от времени затеивающих переселение народа из густо населенных районов Страны на Дальний Восток, огромную необжитую территорию с крайне малой плотностью населения. Откуда, кстати говоря, мы с дочерью и вернулись.
Мама моя с моей старшей сестрой и годовалым племянником, уговорив меня, десятилетнюю, бежали от жизненных невзгод, воспользовавшись предоставленным государством переселением, льготами, денежными пособиями, бесплатным жильем и гарантированной работой в отдаленных селах. Не так уж мало, скажу я вам, чтобы заманить двух отчаявшихся женщин с малолетними детьми в необжитой таежный край, с суровыми погодными условиями. И вот именно так, мама с сестрой, прихватив нас с годовалым племянником, втайне от отца, сбежали на Дальний Восток.
Переселение предполагало трехгодичный контракт с правительством, с возможностью вернуться домой по его окончании, заработав огромную кучу дальневосточных денег. Но мои ближайшие родственницы решили, что возвращаться им некуда, несмотря на оставленный дом, построенный собственными руками, и уговоры отца, обещавшего все забыть, простить и принять заново.
И вот теперь, я сама, уже не первой молодости тетка, с моей взрослой дочерью, вернулась к себе на малую родину, не зная, зачем и почему.
Проехав вдоль всю нашу огромную страну, от кромки Дальнего Востока до Кавказа, на Малыше, нашем надежном друге и боевом товарище, белом Сафарике, мы достигли моей родной станицы. В отцовском, отчем, так сказать, доме давно уже никто не жил. Люди, которым он его подарил в обмен на уход в старости, бросили его, съехав в более удачливые регионы нашей Родины. Дом обветшал, надворные постройки почти разрушились, сад одичал, огород зарос сорной травой. Но именно это нас и обрадовало, и сподвигло остаться здесь на неопределенное время. Посмотрим, что из этого получится.