1. 1
- Птицына! – грубый голос моей одноклассницы Лины заставляет меня обернуться. Хотя я знаю, что ничем хорошим это не закончится. – Иди в пятую аудиторию, - усмехаясь, говорит Лина.
- Зачем? – я хмурюсь. – У меня пары кончились.
Собираюсь уйти в общагу, но меня кто-то резко хватает за плечо и разворачивает.
- Иди, давай, - это снова Лина, - Голубец сказал, чтобы зашла.
- Когда? Точно? Ты не обманываешь? – я почему-то не верю ей. Смотрю на нее с сомнением, засыпая вопросами.
- Просил передать. Откуда я знаю, зачем? – хмыкает, пожимает плечами и отходит от меня. – Не хочешь, не иди. Пару получишь и вылетишь отсюда. Наконец-то, - цедит сквозь зубы. – Понабрали вас из трущоб.
Я ничего не отвечаю. Экономлю своё время. Разворачиваюсь и ухожу.
Иду по длинному коридору к пятой аудитории. Это аудитория химии. «Голубец» - так Лина и ее друзья называют преподавателя химии, Голубцова Григория Алексеевича. Он очень хорошо ко мне относится. Готовит меня к Олимпиаде.
Подхожу к двери и стучусь. В ответ тишина. Может, не слышит? Стучусь еще раз. Жду несколько секунд и сама аккуратно приоткрываю дверь.
- Григорий Алексеевич, вы тут? Вы меня звали? – спрашиваю в полумрак. Боюсь, что Лина всё же обманула. Но непохоже.
В аудитории горит лишь одна лампа, самая дальняя, рядом с лаборантской.
Слышу какой-то треск. Наверное, он в лаборатории, поэтому и не слышит.
Захожу в аудиторию, и дверь с грохотом захлопывается. И сразу же врубается полный свет.
Я отступаю на шаг и упираюсь спиной во что-то горячее. И точно не в стену… Но лучше бы была она.
- Ну что, Птицына? Принесла? – слышу ехидный голос. Вот же я дура… Повелась.
С ужасом смотрю на того, кто сидит на стуле, который, в свою очередь, стоит на столе. Что-то типа трона. А на нём возвышается…
Стас Баринов. Или Барин, как его называют одноклассники.
С самого моего первого дня в новой школе он как будто преследует меня. То я должна ему дать списать, то сделать за него лабораторную. А недавно он заявил, что это я сдала его Григорию Алексеевичу, когда он принес телефон на урок.
Дело в том, что телефоны в школе на занятиях под запретом. Мы можем ими пользоваться только в общаге.
Поэтому телефон у Баринова отобрали, и парень поставил меня на счетчик. И вот, каждый день, сумма моего долга перед ним увеличивается и увеличивается. Но я ведь не сдавала его! Не сдавала! Это кто-то из его же дружков настучал!
- Чего молчишь? – опять ухмылка.
В пот холодный кидает. От того, что мы здесь одни. Пары давно закончились и все уже ушли в общагу. Попробую закричать – никто не услышит. Точнее услышит, но не подойдёт. Правило тут такое.
Я в испуге завожу руку назад, чтобы нащупать ручку двери, и слышу гогот сзади:
- Эй, крошка, полегче. Не то дернешь и не остановишь.
Забыла!
Резко оборачиваюсь – там стоит дружок Баринова – Игорь Усольцев. Еще один придурок, отравляющий мне жизнь.
Отступаю от него, а они оба ржут.
- Так, Птицына, - произносит уже серьезно Баринов. – Я что-то устал ждать. Да и ты, я вижу, не особо стараешься отработать свой долг.
- Я ничего не делала, - твердо произношу. – Ты знаешь это. И денег у меня нет.
- То, что бабла у тебя нет, я и так знаю, - ржет Баринов. – Нищебродка. Думаешь, пришла сюда и стала как мы? Да ты никто! И родители твои никто, раз за всю жизнь не заработали.
- Замолчи! – я сжимаю кулаки и зло смотрю на него. – Не смей про моих родителей так говорить! Слышишь?! Ты им в подметки не годишься!
- Чего? – и он опять ржет. – Смотри-ка, - кивает Усольцеву, - зубки показывает. Давай-ка ее на задний двор. А то еще Голубец вернется к своим колбам, - он встает и спрыгивает со стола. – Давай, Птицына, пошли, поговорим.
Подходит ко мне и толкает меня на Усольцева.
- Отпустите меня! Я никуда не… - договорить не успеваю, потому что потная и вонючая рука Усольцева ложится на мой рот.
Становится страшно. Паника грудь раздирает.
Что они еще задумали?
В эту школу я попала, можно сказать, что случайно.
Элитная закрытая школа «Мы – будущее» или Мажордом, как ее называют и сами ученики, и в народе.
Школа для мажоров. Здесь учатся детки богатых родителей, «золотая молодежь». Отсюда прямая дорога в университеты Англии и Америки.
И каким-то странным образом здесь оказалась я и моя подруга, Сашка.
Мы обе выиграли в городской Олимпиаде по химии и нам предложили продолжить подготовку к поступлению в ВУЗ здесь, в этой школе. Она считается лучшей в городе, да и в стране.
Это потом уже кто-то сказал, что школе нужны хорошие показатели успеваемости. Не липовые, а настоящие. В общем, нас с Сашей взяли для статистики. Да и плевать. Главное, что мы здесь. Для нас это, пожалуй, единственный шанс поступить в мед.
Денег платить за учебу у моих родителей нет. Они не богачи, а простые люди.
И для них было шоком, что их дочь берут в элитную школу.
Порядки здесь строгие. Домой нас отпускают только на каникулы, примерно на неделю через каждые полтора месяца. А так мы живем в общежитии при школе.
Родители могут навещать нас по выходным. Но мои делают это редко. Работают.
После основных уроков идут дополнительные занятия. Есть свой спортзал и бассейн.
В общем-то, мне нравится здесь учиться. И учителя хорошие.
Если бы еще не некоторые одноклассники…
Есть несколько человек, которые с самого первого дня не дают мне забыть, кто я и кто они. От них так и веет неприязнью.
Я бы и внимания не обращала. Но они сами постоянно цепляются.
Вот как сейчас.
Я отчаянно пытаюсь отбиться от двух придурков, которые тащат меня на задний двор. Что они задумали? Зная их, ничего хорошего.
Осматриваюсь по сторонам в надежде увидеть хоть кого-нибудь. Но, как назло, школа пустая, также как и двор. Все уже в общаге, а учителя по домам разъехались.
- Ты смотри, какая! – гогочет Усольцев. – Пинается.
- Тащи давай, пока никто не вылез! – кидает ему Баринов.
Потом они толкают меня прямо на снег рядом с мусорными баками на заднем дворе школы.
Я пытаюсь встать, но Баринов сильно нажимает мне на плечо:
- Сидеть! – ржет. – Вот так и стой на коленях перед хозяевами. Привыкай.
Зло смотрю на него.
Колготки намокли, и я коленками чувствую снег. Меня начинает трясти. То ли от холода, то ли от страха.
- Ну что, Птицына, - Баринов выпрямляется и закладывает большие пальцы под ремень. – Что скажешь в свое оправдание? Даю тебе последнее слово.
Я опять предпринимаю попытку встать и теперь уже рука Усольцева не дает мне этого сделать.
- Я не сдавала никого, - цежу сквозь зубы. – Это кто-то из твоих же дружков. Может, тот же Усольцев, - киваю на него.
- Что?! – вопит тот. – Ты что?! Совсем офигела?!
- Тихо, - машет ему Баринов. – Пусть треплется.
Я злюсь и отворачиваюсь.
- Чего заткнулась? – тут же кричит мне он. – Синяеву тоже ты сдала?
