Свадьба. Уже на протяжении трех месяцев это слово вызывает у меня приступ головной боли. Приняв для себя решение держат подготовку к свадьбе в секрете от Лизы, я не мог и представить, что это окажется так чертовски сложно. И самое главное время, которое тянулось просто бесконечно.
В очередной раз прервав совещание, я ехал на встречу с организатором свадьбы решать, как он смел выразится "чрезвычайно важные вопросы". И в очередной раз, сжимая руль до вмятин на кожаной обшивке и выжимая педаль газа на максимум, я несся решать эти вопросы, повторяя про себя как мантру: "Это все ради Лизы. Ради того, чтобы увидеть на ее милом личике благодарно-восхищенную улыбку." Ей останется только выбрать платье из нескольких, уже подогнанных под ее размер и сшитых на заказ эксклюзивных моделей.
Она, несомненно, заслуживает этой сказки после того, как я поступил с ней. Тот первый раз был ошибкой, которую я готов заглаживать всю жизнь.
– О, Сергей Александрович, вы всегда так оперативно реагируете на мои эм … предложения, – Белогородский приветствовал меня в своей фривольной манере, как будто я был его близким другом, что выбешивало капитально. А уж его привычка вечно касаться меня, как бы случайно, заставляла скрежетать зубами так, что это наверняка и ему было слышно.
Его агентство "Белая роза" – было самым элитным в этой области, а там, где дело касалось Лизы, деньги не имели для меня значения. Я никогда не мониторил свои счета и оказалось, что денег там предостаточно, для того чтобы тратить и не считать.
– Собственно вопрос вот в чем. Необходимо выбрать цвет скатертей … – я, не веря, смотрел на три лоскутка ткани совершенно одинаковых, на мой взгляд, цвета.
– … топленое молоко. Вот это светло бежевый или все же слоновая кость … – его голос сорвался, когда он наткнулся на мой взгляд.
Белогородский остолбенел, пытаясь безуспешно водворить маленькие очочки на свой длинный нос. Я взял два свисающих конца его шарфа и стал медленно их стягивать, чеканя слова, от каждого из которых он чуть ли не подпрыгивал.
– Через несколько дней я улетаю в недельную командировку. И если по возвращении ты мне не назовешь дату бракосочетания, которая должна быть назначена не позже, чем в этом месяце, я тебя придушу, – на последнем слове шарф был затянут так, что организатор только нервно открывал рот в попытках глотнуть воздух, а глаза испуганно таращились на меня.
Я резко ослабил петлю, и Белогородский закашлялся, все же пытаясь мне выдать что-то, похожее на положительный ответ. Мне не нужно было его понимать. И так ясно, что он все сделает в лучшем виде. Меня вообще очень легко вывести на эмоции, поэтому никто и не пытается, но здесь, видит бог, я старался как мог. Но три месяца – это предел! Три месяца этот хлыщ издевался надо мной своими нелепыми просьбами. Ну что там можно готовить три месяца?! Что?! За это время у меня пол завода выстроилось. Даже ремонт в доме, который я купил для нас с Лизой, и в который мы должны были переехать после свадьбы, и тот уже был закончен, а они не могут пачку приглашений распечатать и с меню определиться, ну или чем там они еще занимались все эти три месяца.
В ночь после благотворительного приема мне нужно было вылетать в Германию. Эта командировка должна была быть чуть длиннее обычной, так как нужно было согласовывать подготовительные этапы перед открытием производства.
Прощался я с Лизой всю ночь. Так надолго я не оставлял ее еще ни разу, а оставлять не хотелось вообще. Я бы мог забрать ее с собой, но она училась, а требовать от нее бросить учебу, было, на мой взгляд, слишком. Тем более, что скорее всего в ближайшем будущем ей все-таки придется сделать выбор в пользу семьи и детей.
Я поймал на себе удивленный взгляд своего помощника Олега, когда понял, что улыбаюсь ему, в то время как по уши увяз в мечтах о семье и детях.
Мы уже ожидали взлета, и я просто отвернулся к иллюминатору, не желая никак комментировать свою нелепую улыбку, и решил потратить время перелета на сон, тем более в эту ночь спать мне моя маленькая девочка не давала, как, впрочем, и я ей.
Дни, проведенные в ожидании поэтапных решений немецкого руководства, тянулись очень долго. И это никак не способствовало улучшению моего настроения. Все вечера проходили в спортзале гостиницы в надежде хоть чем-то занять себя.
В один из таких вечеров перед самым ужином меня отвлек телефонный звонок, и я скривился, поняв кто это.
– Да, Моника, – ответил я, стараясь придать голосу как можно больше безразличия.
– Здравствуй, Сергей, – ее голос был таким же безразличным, как и мой, ни тени любопытства и интереса, но все-таки ей что-то было нужно, и это что-то заставило меня немного напрячься.
– Поужинаешь со мной?
Ну начинается. Этого еще не хватало. Я даже отмазку не успел придумать.
– Мне нужно с тобой поговорить. Не скажу, что горю желанием встретиться … – голос ее действительно звучал грубовато и язвительно, – Спускайся, я в ресторане твоей гостиницы. Жду, – и она отключилась.
Я резко провел по еще влажным после душа волосам. Идти придётся. Как ни крути.
В ресторане гостиницы почти все столики были заняты. Но одинокая девушка выделялась сразу. Причем выделялась она не красотой, а своим огромным животом, и я двинулся к ее столику уже не питания никаких иллюзий по поводу нейтральности тем нашего разговора.
– Здравствуй, Сергей.
– Здравствуй, – она быстро убрала руки со стола, так как они могли выдать ее волнение, а она волновалась, хоть и пыталась тщательно скрыть этот факт под напускным безразличием и даже враждебностью.
Я не сводил с нее своего пристального взгляда, уже практически будучи уверенным, о чем пойдет наш разговор.
– Не буду отнимать у тебя много времени и перейду сразу к делу. Как ты мог уже заметить у меня будет ребенок. Этот ребенок … твой, Сергей, – она смотрела на меня, ловя мою реакцию, но я невозмутимо молчал.
– Я не собиралась тебе говорить о нем … – я не дал ей закончить фразу.
– Но все-таки говоришь. Ты же помнишь наш последний разговор, между нами, ничего не может быть, – лед в моем голосе, вывел Монику на эмоции.
– С памятью у меня все в порядке. За меня не переживай. Я не навязывалась тогда и не собираюсь делать это сейчас. Повторяю, – голос ее уже срывался на крик и на нас стали обращать внимание, – Я не собиралась ничего тебе говорить, – Моника схватила со стола бокал сока и залпом осушила его. Глядя на дно своего бокала, она делала глубокие вдохи и выдохи успокаиваясь, а я невозмутимо ждал, по моему лицу совершенно невозможно было определить, что я чувствую. Но на самом деле волнение не отпускало меня. Что за игру затеяла Моника? Но пока у меня было слишком мало информации, и я терпеливо ждал. Все-таки она была в положении, а основываясь на своих скудных познаний в этой области, понимал, что волноваться ей было нельзя.
