Сосуд, что долго полнится, рано или поздно выльет из себя всё, что когда-то вмещал. Всё, казалось, началось в обычный день. Но это было не так.
Оранжевый луч скользнул по её подушке. Вероника открыла глаза. Хотелось плотнее задёрнуть тяжёлые шторы, спадающие на пол, чтобы непрошеный свет не проникал в ещё тёмную комнату. Хотя она понимала, что спальня рано или поздно заполнится светом, какой бы давящий мрак ни застывал внутри.
И она ничего не могла поделать с этим. Солнечный луч всегда будет оттенять боль, которая никуда не уйдёт.
Вероника резко отбросила одеяло и встала с кровати. Солнце разгоралось всё ярче, всё ясней, светлей. А темнота внутри неё не менялась, она была неумолимой и неподвижной. Как будто чёрный купол, накрывающий всё её существо. И ни лето, ни воздушные эклеры у ларька возле подземного перехода, ни влажная зелень нескошенной травы не могли ни заглушить, ни умалить страдания.
Всё как всегда.
Через пять минут кухня заполнилась свежим ароматом кофе. Вероника вдохнула его не спеша, медленно. Не потому даже, что она была умной девушкой и понимала, что это и есть сама жизнь, – а потому, что, несмотря на то, что Ника не любила солнечный свет, она просто тянулась ко всему тёплому и приятному. Ей всё равно хотелось жить.
Красивая девушка, ставшая затворницей, закрывающая себя от мира в тёмной клетушке-комнате, как в остроге. Девушка с руками и ногами, без внешнего уродства, с виду совершенно обыкновенная, каких тысячи. Девушка, не любящая солнце. Вечно скрытая тёмными шторами или (на улице) толстым невзрачным капюшоном, прячущим и пышные, вьющиеся колечками, тяжёлые русые волосы, пробивающиеся из-под грубой серой ткани. Вероника. Отшельница, не принявшая солнечный свет.
Она взяла со столешницы чашку с чёрным кофе и поставила на стол.
Ни берёзовые ветви, стучащиеся в стекло, ни красневшие облака, залитые лучами, ни асфальт под окном, привычно исписанный цветными мелками, не будили в ней и сегодня ничего: и в этот день всё было привычно и обыденно, как и прогулка с французским бульдогом Марком.
Всё, кроме взлетевшего неожиданно на высоту в человеческий рост деревянного стула, грузно упавшего возле открытой двери в спальню.
Грохот мгновенно заставил девушку встрепенуться и поверить в произошедшее. Вероника резко отскочила к окну, совершенно не зная, что делать. Девушка, всегда закрывающаяся от солнца, стремительно выбежала на освещённую ярким светом улицу, уронив со стола фарфоровую чашку и расплескав кофе на пол.
Тогда это случилось в первый раз.
Не чувствуя старых лестничных ступеней, Вероника неслась прочь. Она и не заметила, как добежала до поворота, и резко остановилась, как будто её осенила мысль. Девушка вспомнила, как стремительно схватила в панике ключи, но так и не заперла дверь. Сердце колотилось в груди, пульс стучал бешено, но логика и здравый смысл начали брать верх. Здесь, стоя на пустой дороге, под вязами, где всё тепло и обыкновенно, Вероника пришла в себя. Она вдруг подумала, что и незнакомое, грозное, необъяснимое – всё же не самое страшое. Тайное никогда не станет таким кошмарным, как очевидное, жестокое, несущее боль; как сам чёрт, хранившее в себе откровенное, ни в чём не прячущееся зло. Зло, которое исходит от человека.
В голове у Вероники пронеслось, что летающий стул всё равно не сможет напугать её так, как это было десять лет назад. Как люди. Да и является ли ужас сильным злом? Она тщательно перебирала свои мысли, – с живой надеждой, – но внутри неё скользкой глыбой застывал страх. Но что всего страшней? Может, всего страшней боль?.. Душевная боль?
Она сжала рукой в кармане острые края ключа. Ничему не испугать её! Она должна вернуться домой и хотя бы закрыть квартиру. Было бы глупо лишаться мебели и денег из-за того, во что она и не могла поверить. Так было бы логично. Вероника любила логику. Всё должно быть правильно и логично.
Её давний кошмар, скорее всего, не вернётся. Она и не знала, что ей придётся снова вспомнить его не раз.
Повинуясь требованиям своей внутренней логики, Вероника резко свернула с аллеи к дому, всё сильнее сжимая в руке ключ и прижимая к себе Марка. Внутри, как лава, растекался страх. Кипящий и одновременно приглушённый. Ей предстоит столкнуться с чем-то необъяснимым и неизбежным.
Вероника не боялась привидений. До сегодняшнего дня она в них не верила. Поднимаясь по лестнице, тянущейся вдоль страшных обшарпанных стен, никогда не знавших ремонта, так не похожих на её маленький ухоженный уют, она снова ощутила испуг, жирным ужом медленно обвивающийся у горла. Именно там, в этом уюте, а не в этой прогорклой лестничной площадке, теперь таилось что-то зловещее.
Вероника ошеломлённо покачала головой. Этого не может быть! Она всегда, несмотря на всё своё стремление к логике и рациональности, была очень ранимой и чувствительной.
Если Бог есть, он хотя бы сейчас должен помочь ей.
Сердце стучало, словно барабан, когда девушка повернула ручку двери. Марк прижимался к хозяйке, но ничего не понимал. Скорее его беспокоило её состояние, что тоже было странно.
Прежде, чем распахнуть дверь, она стала чутко слушать тишину, пытаясь уловить каждый шорох, каждое малейшее движение, казалось, девушка пыталась услышать даже перемещение воздуха. Но слышала только как кровь мучительно стучала в висках.
– Марк, милый… – еле слышно прошептала Ника, наклоняя к собачьему лбу испуганные серые глаза. И вздрогнула, как от грохота. Голос её в подъезде прозвучал неожиданно громко, и ещё более громким показалось раскатистое эхо, последовавшее за ним. А может, ей всего лишь так казалось.
«Надо побыстрее открыть дверь, убедиться, что всё кончено, и забыть всё это, как страшный сон,» – пронеслось в голове у Вероники, но вместо того, чтобы толкнуть дверь, она тихо двигала её, добела сжимая пальцы, так, что суставы начали болеть.
Таким странным был внимательный и осторожный осмотр собственной квартиры, своей прихожей, словно она сама зашла в дом к преступнику.
Вероника дотошно вглядывалась в самые дальние уголки квартиры, заметные из коридора. Девушка всматривалась и вслушивалась, задерживая дыхание.
Казалось, всё было так же, как и когда она убежала. Ровно стоящие чёрные туфли, разноцветный половичок, из которого кот выдёргивал нитки, закрытый плотно шкаф, напольная ваза с цветами… И тишина. Ника бросила взгляд в сторону спальни, пытаясь увидеть там очертания лежащего стула. Его не было. Как будто ничего и не произошло.
Только стул действительно лежал, но уже на полу кухни. Значит, движение повторялось?.. Или, может, она и сшибла его, убегая? Но нет! Она же не сумасшедшая!
