Александр Ольбик - Дикие пчелы на солнечном берегу

Александр Ольбик является членом Союза писателей и журналистов Латвии. Работал в газетах «Советская молодежь», еженедельниках «Юрмала» и «Совершенно откровенно». Заслуженный журналист ЛССР. Пишет прозу, в основном в детективном жанре. Последний роман А.Ольбика («Ящик Пандоры») был опубликован в Москве в 2014 г. Позже он выпустил в свет еще два небольших сборника («Крымская соната» и «Пока меч в ножнах»). Что касается «Крымской сонаты», то это драматическая повесть о любви и гибели любимого человека и не имеет ни малейшего политического подтекста…

В 2005 году Европейской Унией искусств А.Ольбику была присуждена золотая медаль Франца Кафки. Однако, как считает А.Ольбик, самой весомой для него наградой является литературная Международная Премия им. Юрия Долгорукого, врученная ему 30 мая 2009 года (за написание книги «Дикие пчелы на солнечном берегу»). Эту книгу автор посвятил всем детям, погибшим в больших и малых войнах.

Ни на солнце, ни на смерть

Нельзя смотреть в упор.

Ф. де Ларошфуко

Повесть Александра Ольбика имеет двойной конфликт. Первый – между главными персонажами: ленинградским энкэвэдэшником Кардановым, вместе с семьей заброшенным войной на далекий хутор, находящийся под немецкой оккупацией, и раскулаченным крестьянином Александром Федоровичем Петуховым. Прозванным Кереном.

– Если камень бросить вверх, он вернется на землю? – вопрошает Керен.

– Обязательно вернется.

– Вот так и мужик вернется к земле.

В этом конфликте нет правых и виноватых. Энкэвэдэшник искренне заблуждается вместе со страной. А Керен – носитель здравого, «почвенного» смысла.

Сегодня, через семьдесят лет после революции, мы видим, как отсутствие здравого смысла завело страну в тупик. Из сегодняшнего дня мы можем прямо сказать: Керен прав. А Карданов одурачен. Но тогда они оба были правы… каждый по своему. И оба погибли за эту страну. При том, что у них был выбор. Они могли остаться живыми, если бы отвели карателей к партизанам. Но и крестьянин и чекист выбрали жестокую смерть за Родину, какая бы она там ни была – правая или виноватая.

Второй конфликт – ВОЙНА. Россия и фашизм. Россия представлена горсткой людей: партизаны, женщина – мама Оля, дети и среди них главный герой четырехлетний Ромка по прозвищу Волчонок. У мальчика – врожденный дефект – заячья губа и волчья пасть. Он почти не разговаривает, мычит. Но он все понимает. В нем идет напряженная работа детской души, воображения. Мир насилия и красоты природы – все это проходит через детское восприятие.

На хутор заявляются каратели и по очереди убивают взрослых и детей. Волчонок случайно остался один, спрятался в подушках. Он выбегает во двор и видит там повешенных под козырьком крыши маму Олю, деда…»И по мере того, как взгляд вбирал и оценивал увиденное, по мере осознания свершившегося, в недрах его души, самых потаенных и неразгаданных, начал вызревать катастрофический распад…Он явственно увидел себя среди них, и вместе с тем разделенного с ними неохватной вселенной… Когда иссякли силы, сдерживающие рассудок, Волчонок пустился бежать…»

Страшная реальность…вернее, ирреальность потрясла детскую душу. В несколько мгновений Волчонок поседел и, не найдя выхода, покончил собой. Подорвал себя на гранате, оставленной на хуторе партизанами. «Не давая себе ни секунды на прощание с жизнью, всем своим измотанным бегом и страданиями тельцем повис на несущем избавление рубчатом металле».

Вот что такое фашизм. Что еще можно к этому добавить? Сегодня выросло поколение, которое ничего не знает о войне – даже два поколения. Но они должны знать. И такая книга должна быть прочитана.

Замысел книги ясен. Додуман до конца, а потому прост, как все додуманное. Но даже самый лучший замысел не дойдет до читателя, если нет языка. А язык этой повести – замечательный. Написано просто, подробно, с деталями настолько достоверными, что кажется будто автор не придумал, а увидел и спокойно записал то, что увидел и пережил сам. Ужасы записаны корректно, как бы отстраненно, без нажима и от этого они еще более ужасны.

Детская жизнь, игра, красота разогретой солнцем земли, образ врага с неестественно «прилепленным» к лицу носом и медвежьей поступью, беззаветная любовь мамы Оли, которая посылает своему сыночку последний взгляд, исполненный любви, девочка Сталина, уходящая в партизаны, мертвые глаза бабы Люси… Воистину, на смерть и на солнце нельзя смотреть в упор…

Вся сложная мозаика этой повести составляет честную и щемяще-нежную картину о людях в условиях войны.

После книг Василя Быкова – это самая интересная повесть, которую мне удалось прочитать на эту тему. Тему о войне, окончившейся в 1945 году.»

Хутор Горюшино был, одинок на пять верст кругом. Он затаился на взгорье, зажатый – с одной стороны лесом, с другой – большаком. Оба конца дороги змеиными языками уходили в неизвестные пределы, о существовании которых четырехлетний Ромка лишь смутно догадывался.

Он стоял на краю завора и, не мигая, смотрел вдаль. Взгляд то устремлялся в синие небеса, где преспокойно парили два коршуна, то спускался в залитую золотистым светом лощину, цеплялся за струящийся ручеек стрекоз. Хорошо было Ромке, но вместе с тем и страшновато: только что по большаку пролязгал смердящий выхлопными газами поток из танков, грузовиков, повозок с высокими зелеными бортами. И никто из людей, находящихся в этом потоке, даже не удостоил мальчугана взглядом. Да и чему было дивиться – он представлялся проезжему люду привычной запятой в неряшливой скорописи войны.

Техника вместе с людьми уже были за поворотом, а в воздухе все еще витали паутинки выхлопных дымков. Они долго блуждали над большаком, пока их не подхватили теплые струи воздуха и не увлекли за собой в ляды.

К Ромке подбежала Тамарка – чернявая девчонка – и, взяв его за помочу, потянула за собой. Грязными в ципках ногами он стал упираться в комья засохшей глины.

У Ромки большие синие глаза, мокрый нос, а под ним – излом заячьей губы. Он не умеет говорить, и вся его речь походит на мычание. У него волчья пасть, и, наверное, поэтому к нему приклеилось второе имя – Волчонок.

Тамарка намного старше своего племянника и потому легко оттащила его от края завора. Ромка от досады тюкнул ее кулаком в зад и как-то кашляюще заплакал. Но когда они зашли в сени, где было сумрачно и пахло прошлогодними вениками, старым лыком, где стоял дух уже вычерпанных до дна бочек, когда-то хранивших в себе огурцы, капусту, солонину, Ромка плакать перестал. Вырвавшись из Тамаркиной руки, сам пошел в хату.