Пятилетний мальчик Миша впервые удрал от мамы и чувствовал себя в гостях самостоятельным. Он ликовал от открывшихся возможностей. Свобода затягивала, суля много неожиданного. Пошлявшись по коридорам, он заглянул в гостиную и увидел накрытые столы.
В каждой тарелке лежало по аппетитному бутерброду с колбасой, и они восхитительно пахли. В гостиной никого не было, и Миша осторожно приблизился.
Колбаса пялилась на него кусочками жира и краснела сырокопченостью. Она звала, она привлекала, вызывая определенное желание, и мальчик остановился над ней завороженный. Глядеть на нее было неинтересно и даже мучительно, и Миша, после недолгих раздумий, решился.
– Бутерброд, а бутерброд, можно я тебя съем? – спросил он, уставившись в ближайшую тарелку.
Бутерброд, разумеется, ничего не ответил, и мальчик его съел. Колбаса оказалась вкусной, а игра в вопросы – интересной.
Мише это так понравилось, что он, переходя от стола к столу, съел таким образом еще много бутербродов и, облизываясь, доедал последний, когда сзади, за его спиной раздался возмущенный мальчишеский голос: – Ты зачем съел мой бутерброд? – спросил его семилетний мальчик Петя, и, не дожидаясь ответа, дал ему в лоб.
Так мальчик Миша в первый раз встретился с жестокой реальностью (с настоящей правдой жизни).
Все началось с того, что, зайдя ко мне в гости, Мишка обнаружил во дворе наевшегося пьяных ягод петуха. Толи бабушка забродившее варенье опрокинула, толи кто еще. Не столь уж важно. Главное что петух его нашел и недолго думая, стрескал. Наклевался бедный до синих попугаев и слег в жутком похмелье.
– Чего это с ним? – спросил меня Мишка, щекоча петуха травинкой.
– Ку.. – слабо начал диалог Яша лягаясь лапой, – Ку.. – продолжил он тише, – Ку..ку.. – закончил он засыпая.
Отнесли мы петуха в курятник, водой опрыскали, спать уложили, а сами на речку пошли. Лето еще только начиналось, все вокруг свежее и красивое, зелень своей сочностью глаз радует.
Искупались пару раз, лежим, загораем.
–Дим, а чем твоя бабушка кур кормит? – вдруг спрашивает меня Мишка.
– Если бы я знал! – перевернулся я на живот, – уж точно не винными ягодами, а то бы они давно все передохли.
– Моя вот крупами разными, намешает и разбрасывает, знаешь, как жрут!? Только что не дерутся.
Крупа нынче дорогая, – поделился я с Мишкой услышанным. – Бабушка вчера на это сетовала, говорит мочи нет с такими ценами.
– Да уж каллюзия! – философски протянул раскинувшийся на песке Мишка.
– Чего!? – не понял я.
– Я сам не понял, но красивое слово, – несколько смущенно сказал Мишка и, меняя тему, повернул лицо ко мне, – А ты ее вырасти!
– Кого!? Каллюзию!!? – ошеломленно спросил я его.
– Да нет, – Крупу! Я вот вчера взял да и посадил в ящичках рассаду, как расцветет, я ее на поле пересажу, а по осени вот такой урожай соберу! Закачаешься!
– И чего же ты посадил-засеял? – подозрительно спросил я его.
– Ну, гороху немного, рису, горчицы! Тут главное все по отдельности сеять и поливать почаще!
Полежали мы так еще пару часиков, поплавали, попрыгали, друг за дружкой в воде погонялись, вернулись домой к обеду. Я голодный как волк прямо в сандалетах на кухню залетел, бутербродов себе соорудил, молока в кружку налил, сижу, жую, размышляю.
Не дает мне покоя мысль о Мишкиных посевах. Удивительно как я до этого сам не додумался. Ладно, и сейчас не поздно!
Допил я молоко, поднялся, принялся по ящикам рыться. Смотрю ничего кроме сахара нету, ну я не дурак, знаю, что сахар из свеклы у нас делается, полез в подпол, весь измазался, ничего стоящего не нашел. Наконец догадался в чулан заглянуть и сразу удачно. Стоит там мешок с гречкой, мешок с горохом и небольшой, килограмм на двадцать с манкой, да еще пару пакетиков с черным перцем.
–Да, – думаю, – тут целый цветник развести можно, вон и пакет с гвоздикой имеется!
Вначале хотел я от каждой культуры семена в банки засеять, но вовремя сообразил, что мне, чтобы всю эту крупу рассадить и тысячи горшков не хватит. Пусть Мишка, если хочет, со своими тремя горошинами в банках колупается, а я уж сразу на грядки.
Обошел я с лопатой участок, потыкал в землю, вроде бы рыхлая, не зря ее на днях вскапывали, поплевал на руки, рукава засучил, обхватил мешок руками и с трудом, пятясь спиной, на крыльцо вытащил.
Уф, тяжелый зараза!
Отдышавшись, я сбегал на кухню, снял со стены дуршлаг с огромными дырками и стал через него гречку по огороду сеять.
Я раньше не знал, что это так просто, мне даже понравилось. Засеял я треть мешка, присел передохнуть, на дело своих рук полюбоваться.
Тут Мишка заявился собственной персоной.
– Ты, – спрашивает, – чего делаешь?
– Не видишь, гречку сажаю.
– Какая то она у тебя мелкая, – заглянув в мешок, говорит Мишка.
– Понятное дело – сечка! Она всегда мельче! – отвечаю.
– Сорт что ли такой?
– Ага, когда варишь размазня, получается, я такую очень люблю!
– Мне больше нравится ядрица! – с видом знатока заявил Мишка.
– Ядрица дрица дрица ца! – передразнил я его, – ты лучше скажи, сколько ее для засева требуется.
– Это зависит от площади твоего участка! – важно произнес Мишка.
– И сколько тут будет? – спросил я.
– Да гектара полтора!
– По-моему бабушка говорила о каких то сотках! – возразил я.
– Пусть будут сотки, – полторы сотки! Какая разница? – сразу согласился Мишка, – Сыпь больше, все равно часть не взойдет, так что не бойся.
И стали мы ее сыпать!
Вдвоем мы быстро с гречкой разделались, за горох принялись, тут оказалось, что он через отверстия в дуршлаге не проходит, хорошо Мишка догадался в мешке дырок гвоздем наковырять, очень кстати удобно! Взяли мы мешок за уши, разик над грядкой протащили, горох и закончился. Поработали мы не больше получаса, а обе грядки засеяли, одну гречкой, другую горохом, а между ними перец с гвоздикой понатыкали. Все это с землей перемешали, из цинкового ведра водой полили. Славно потрудились, просто глаз радуется.
Зашел я за угол, рубашку грязную скинул, из бочки дождевой водой умылся. Чистенький на крыльцо взбегаю, в дом захожу, смотрю, Мишка из чулана мешок манки по полу тянет, пыхтит.