– Спасибо, Ирфан, – седой мужчина лет шестидесяти пожал руку невысокому смуглому арабу, – твоя информация может спасти нам жизнь.
– Я знаю, Евгений Алексеевич, – под черными усами мелькнула улыбка, – я уверен, всё еще не раз переменится, как часто бывает у нас на востоке…
– И тогда услуга, оказанная русскому послу… – продолжил за него собеседник. – Ирфан, ты не просто политик, ты – философ!
Похвала разъела пленку надменности в глазах восточного человека, и впрыснула родственную ей сладость собственного превосходства:
– Евгений Алексеевич, мы же оба понимаем, что вся эта уличная суета, – он кивнул за окно, – только инструмент в руках умных людей. Она схлынет и опять придет время спокойно и выгодно договариваться. Или вы не согласны? – он взглянул на задумавшегося посла.
– Согласен, – произнес посол и потер левой рукой свои крупные, начинающие обвисать щеки, – но, когда попадаешь во власть этой, как ты говоришь, уличной суеты… Знаешь, когда человек захлебывается в штормовых волнах, ему сложно размышлять, что волны возникают не сами по себе, что их приводит в движение и земное притяжение, и луна. Они просто отнимут сейчас последний воздух и всё.
– А вы тоже философ! – засмеялся Ирфан, – только очень уж грустный. У вас еще есть время на хороший глоток воздуха.
– Ты прав, – Евгений Алексеевич шумно выдохнул, – и это время нам нельзя потерять.
– Конечно. Я уже ухожу.
Посол открыл первую массивную дверь своего кабинета и взялся за ручку второй:
– А настоящий философ, Ирфан, – он посмотрел гостю прямо в лицо, – и не может быть веселым.
– Почему?
– Потому что ничего веселого там, где бродят его мысли, просто нет, – Евгений Алексеевич толкнул вторую дверь и, прихрамывая на левую ногу, вышел в приемную своего кабинета:
– Андрей Вадимович, – ему навстречу поднялся коротко стриженный мужчина, – вывезите нашего друга в город на своей машине. Только аккуратно.
– Конечно, Евгений Алексеевич, – ответил тот, – как обычно.
Ирфан пожал руку послу:
– И все-таки мы будем ждать вашего возвращения.
Они попрощались.
– Света, – посол посмотрел на секретаршу, следившую за каждым движением своего начальника, – собери всех в зале. Минут через двадцать. А пока соедини меня с Москвой и срочно позови ко мне Игнатова.
– Всех собирать?
– Да, всех. Нет, – он мотнул головой, – пусть кто-нибудь из мужчин понаблюдает за улицей.
Через некоторое время все люди, находящиеся на территории русской дипломатической миссии в северной африканской стране, начали собираться в самом большом помещении посольства. Дипломаты, их жены, несколько водителей, повар и консьержка, задержавшиеся в стране представитель российского оборонного предприятия и его помощник и трое детей, двое мальчишек, ровесников лет тринадцати и семилетняя девочка. Не пришел только сотрудник, который по просьбе посла остался наблюдать за движением снаружи. Последним в зал вошел Евгений Алексеевич.
Пока, двигая стульями, рассаживались, к послу подошла женщина:
– Женя, совсем плохо?
– Да, Зоя, плохо. Наши не успеют нас отсюда вытащить и выбираться придется самим. Ты садись, я сейчас все расскажу.
Посол остался стоять.
– Товарищи, – чуть закашлялся, – думаю, подробные рассуждения о том, что и по каким причинам происходит вокруг нас в этой аудитории ни к чему. Напряжение в стране чувствовалось давно, людей в разные стороны растаскивали и внутренние, и внешние факторы, и мы это прекрасно понимали. Но рвануло все очень резко и слишком уж организованно. Не бывают стихийные бунты такими логичными и в деталях выверенными. Поэтому сразу перейду к тому, что нам всем предстоит. За два дня повстанцы взяли под контроль две трети страны и половину столицы, и, что самое для нас плохое, все аэропорты. И ни нам, ни Москве не удается договориться с ними о нашей эвакуации, а час назад стало понятно почему.
– Мама, я писать хочу! – сообщила вдруг на весь зал маленькая девочка.
– Настя, потерпи, – зашипела на нее застеснявшаяся мать.
– Мария Андреевна, – улыбнулся посол, – да, отведите вы ребенка в туалет. Писать даже на войне необходимо.
Женщина с девочкой пробрались между стульев и вышли из зала.
– Еще и дети с нами, – посол покачал головой, – съездили в отпуск к родителям, называется. Ладно, продолжим. Аэропорты закрыты и для наших самолетов их не откроют, потому что мы с вами задуманы как жертвоприношение. – Он замолчал и обвел зал мутными пожившими уже глазами. – Сильно я бы этому не удивлялся, мы и сами часть серьезной игры и не только светские рауты наша работа.
Зал раздула упругая тишина и где-то вдалеке стали слышны звуки выстрелов.
– Я умышленно говорю это при всех, – он посмотрел на мальчишек, – каждый должен понимать, что нам предстоит. А Настя, которая к нам сейчас вернется… Пусть для нее это будет просто игрой.
– Евгений Алексеевич, подробности известны? – спросил один из мужчин.
– Ты о том, как нас будут убивать? Не знаю. Но сегодня ночью, когда большая часть города окажется в их руках, на посольство случайно, – он неопределенно махнул в воздухе правой рукой, – нападет группа мародеров. Их задача не просто разграбить тут все, но и показательно пролить кровь…
– Как же так… – негромко сказал повар, – мы же все-таки дипломаты.
Один из мальчишек хмыкнул в заднем ряду.
– Я имею ввиду дипломатическая миссия у нас, неприкосновенность и все такое, – поправился повар. – Скандал же будет большой.
– А они, Петя, нас дипломатов отпустят, а тебя съедят! – сидевший рядом с поваром пресс-атташе посольства ткнул соседа в мясной бок и тот вздрогнул как от электрошока.
Вокруг засмеялись и вялые щеки посла тоже тряхнула улыбка.
– Грибоедова тоже убили! – выкрикнул с полудетской гордостью мальчишка, хмыкавший над поваром.
В зале опять раздался смех, а повар обернулся и недобро посмотрел на эрудированного малолетку.
– Раз смеемся, значит страх наши мозги еще не разъел, – проговорил посол. – И это неплохо. Егор Трофимович, – посол обратился к повару, – не переживайте, они не будут разбираться, кто тут имеет дипломатическую неприкосновенность, а кто нет. А что касается громкого скандала, так его и добиваются. Показать России, кто хозяин в арабском мире, а заодно наших союзников запугать. Если с русскими дипломатами можно так поступить, то с вами мы вообще церемонится не будем. Показательная история и на мятежный хаос списать можно всё. Кто-то поверит в спектакль, но те, кому это послание адресовано – они поймут. Конечно, это срыв наших отношений с Западом в пике, но симметрично отвечать мы не будем, и это сейчас, видимо, устраивает.
– Евгений Алексеевич, – одна из женщин встала со своего места, – вы так спокойно обо всем этом говорите, смеетесь, как будто все это не по-настоящему. А между прочим смеркается уже и скоро стемнеет, а вы сказали ночью… И что тогда?