Идея отправить меня к бабушке в Новый Орлеан наверняка принадлежала мачехе. Я даже не сомневалась. Сослать меня в эту дыру могла только Дженнифер. Не то чтобы она меня так уж сильно ненавидела, вовсе нет... Мы на самом деле неплохо с ней ладили, насколько это вообще возможно, будучи падчерицей и мачехой. Но недавно Дженнифер родила моему отцу долгожданного сына, моего сводного брата Кевина, и, похоже, собиралась сделать так, чтобы все внимание папы досталось исключительно младенцу. Наверное, так было правильней. Мне ведь уже семнадцать, почти взрослая. А Кевину еще и года не исполнилось. Ему забота действительно куда нужней... Но это не значит, будто я радовалась переезду. Просто смирилась.
Нью-Йорк я любила. Большое Яблоко... Шумный, яркий, модный... Вряд ли Новый Орлеан может сравниться с Нью-Йорком. Да и бабушку, мать моей матери, я вообще не знала. Мама умерла очень давно, мне тогда было всего пять. К бабушке она меня отвозила только раз, да и то я ничего не помнила, кроме колье на шее бабушки Натали. Оно тогда привлекало мое внимание.
У папы не сложилось с мамиными родственниками хороших отношений. Да и вообще никаких не сложилось. Просто они не общались. Никогда. Он говорил, пока мама была жива, она временами еще созванивалась с бабушкой Натали. Не часто, но все-таки созванивалась. После маминой смерти связь с моими луизианскими родственниками практически полностью пропала. Ни бабушка, ни мои дяди и тети даже на мамины похороны не приехали. Но когда отец попросил бабушку Натали приютить на какое-то время младшую внучку, та почему-то согласилась забрать меня к себе с удивительной легкостью. Хотя и не с первой попытки вспомнила, как зовут ее младшую внучку. Сперва даже назвала меня Анаис, как мою мать. Было немного обидно... Бабушка Натали ведь на самом деле ничего обо мне не знала. Имя - и то из памяти выпало. Должно быть, она даже не знала, как я сейчас выгляжу... Как мог отец отослать собственную дочь к чужому, по сути, человеку?
Пусть в нас текла одна и та же кровь, но это ничего не меняло, мы оставались с бабушкой совершенно незнакомыми людьми. Я даже не походила на маму внешне, а, следовательно, и на бабушку тоже не походила ни капли. Мама была невероятно красивой блондинкой. Я же родилась с русыми волосами, да и выглядела я не так чтобы слишком примечательно. Папа говорил, что я пошла в его отца, дедушку Дэна, но я видела его в молодости только на старых фотографиях, поэтому ничего не могла об этом сказать.
Три часа в полете — и вот мой самолет уже приземляется в аэропорту «Луи Армстронг». Кому только в голову пришло назвать аэропорт в честь музыканта? К тому же, джаз — это редкостное старье, которое сейчас слушают только пенсионеры, вздыхающие о временах своей молодости.
Самое паршивое заключалось в том, что в Новый Орлеан я прилетела за две недели до Рождества... А ведь Рождество — семейный праздник. Да и всего неделя прошла с моего дня рождения... Он был напрочь испорчен скорым отъездом. И пусть у меня в Новом Орлеане есть огромная куча родственников, вот только родных как не было, так и нет. И возможно, что и не будет. Они не интересовались мной все семнадцать лет моей жизни. Разве это называют семьей?.. По мне — так нет.
Девичья фамилия моей матери была Дюпон. Анаис Дюпон. Красиво звучит. Гораздо лучше, чем Анаис Уайт и уж точно лучше, чем Тесса Уайт. Мама... Судя по фотографиям, которые хранились дома, и рассказам папы, она была необыкновенной. Настоящим ангелом... К сожалению, я ее совершенно не помнила... Даже лица в памяти не осталось. Только теплые руки, которые меня обнимали в детстве. И золотые длинные волосы...
Предки моей мамы перебрались в Новый свет из Франции примерно в 1715 году или немного раньше и осели в Луизиане. По крайней мере, папа рассказывал, что Дюпоны жили в Новом Орлеане со дня его основания и, похоже, не собирались никогда из него выбираться никогда. Еще чудо, что мама переехала в Нью-Йорк и вышла здесь замуж. Стоило мне представить, будто я могла всю жизнь прожить в Новом Орлеане среди болот -- как брала оторопь. Климат в этом городе был странным, да и город всегда был уязвим для стихийных бедствий. В школе нам как-то рассказывали почему, но я забыла. Помнила только то, что если Новый Орлеан топит, то вода не может сама уйти из него. Жить в этом городе я не желала никогда... Особенно учитывая, что сделала с этим местом Катрина девять лет назад. Она тогда хорошо разгулялась, я помнила кадры из выпуска новостей. Новый Орлеан буквально стерло с лица земли... Сейчас город снова ожил, словно ничего и не случилось в 2005. Ожил. На мою голову.
Я не знала, убила ли Катрина кого-то из моих родственников. Наверное, это было неправильно ничего не знать о родных тебе по крови людях...
Мой самолет вылетел из аэропорта Кеннеди в четверть седьмого, чтобы приземлиться в Новом Орлеане без трех минут десять. Поздновато, но я хотела еще напоследок погулять с друзьями как следует, чтобы потом было что вспомнить в доме бабушки, поэтому специально попросила папу заказать билеты на вечер.
Лететь пришлось рядом с пожилой парой, им обоим было на вид лет по шестьдесят, и они оказались удивительно болтливыми, особенно женщина. И почему-то считали, будто мне тоже не терпится с ними поговорить. Хотелось заткнуть уши наушниками и врубить «Skillet» на полную катушку, чтобы не слышать своих попутчиков... Но это точно было бы невежливо. А папа всегда говорил, что вежливость - это очень важно. Пришлось терпеливо слушать истории мистера и миссис Чапмен. Они все как одна оказались об их бурной молодости... Ну, мистер и миссис Чапмен считали, будто молодость была бурной. Как по мне — так тоска. Болотная тоска. Потому что Новый Орлеан стоит среди болот.
- И к кому же вы едете, юная леди, совершенно одна? - спросила меня в итоге миссис Чапмен после того, как их истории закончились. Должно быть, пришел черед уже для моих.
- К моей бабушке, - ответила я, надеясь, что больше пояснений не потребуется, и меня оставят в покое.
Разумеется, не оставили.
- И как зовут вашу бабушку? Мы живем в Новом Орлеане всю жизнь, возможно, мы знаем ее.
Честно говоря, я не была в последнем уверена, но имя бабушки назвала.
- Мою бабушку зовут Натали Дюпон.
- А... мадам Дюпон, - протянула с каким-то странным выражением миссис Чапмен.
Она все еще улыбалась мне, но теперь выходило как-то не очень убедительно. Именно так улыбался папа, когда сказал, что собирается жениться на Дженнифер. Мне тогда было четырнадцать, и я даже сама себе напоминала живую бомбу. Готова была закатить истерику по любому поводу. Собственно говоря, именно истерику-то я и устроила, когда узнала о мачехе...
