Когда на улице снег или сильный дождь, окна квартиры кажутся закрытыми от всего мира занавесом, как сцена в театре после представления. Зрители не видны, актёры на подмостках скидывают костюмы, уходят, но остаются их тени, как воспоминание о спектакле, сыгранным ими однажды, раз и навсегда.
Если бы у меня была дочь, возможно, одиночество не чувствовалось так болезненно, но сын женился на москвичке, и родители жены стали его семьёй. Езжу к ним редко, если настойчиво пригласят, и полуторогодовалую внучку видела два раза: когда невестку встречали из роддома и на первом дне рождения.
Маму я потеряла несколько лет назад, родила меня в сорок семь, умерла от старости и слабости, чуть раньше муж разбился на мотоцикле, а папу, помню смутно, его доконала язва желудка, превратившаяся в рак.
У меня есть друг детства, Гоша, жена ушла от него, оставив дочь, которая в семнадцать лет оказалась беременной от неизвестного мужчины. Гоша работает изо всех сил, содержит дочь и внучку. Возможно, я перевела бы наши отношения из дружеских в близкие, если бы, склонившись над компьютером, моим пожизненным станком, однажды, не проанализировала бы его поступки, и не поняла, что это, именно, он организовал так своё бытие. Нет желания вторгаться в чужую, для меня, жизнь, исправлять и переделывать взрослую, капризную девушку, не желающую ни работать, ни учиться, и её ребёнка, который в шесть лет, сидя на стульчике, как на троне, подставляет ботиночек под нос моему приятелю, склонившемуся над «сокровищем», чтобы завязал шнурки.
Пустоту существования заполняю работой сразу в двух фирмах, не без успехов, уверяю себя и других, что это и есть то самое, о чём мечтала всю жизнь.
В этот день, сильно потревоживший меня, раздался звон колокольчика над входной дверью. Я посмотрела в глазок: у соседа Паши – какая-то проблема.
– Пойдем со мной, – произнёс он, когда открыла дверь.
Это было так необычно с его стороны, что я стала сразу же одеваться, чтобы выйти на улицу.
Пашу, как и Гошу бросила жена, уехала с двумя детьми во Францию, познакомилась с кем-то, пока работала там переводчиком на конференциях и симпозиумах. Оставила квартиру, машину, и дачу.
Паша – преподаватель испанского языка в институте. После ухода супруги пребывает в постоянной депрессии. Возможно, он и раньше был таким, но соседи этого не замечали.
Машина сгнила в гараже, на дачу не ездил ни разу за много лет после развода, даже, не знает, в каком она состоянии.
Если красят наш подъезд, говорит, что цвет стен его не устраивает, до этого страдал от того, что старая краска облупилась.
Когда двор имел неухоженный вид, жаловался, что негде присесть, чтобы покурить. Установили скамейки, игрушечный домик и качели, у него болит голова от детского крика.
Несколько месяцев меняли трубы в нашем доме, у Паши стали гноиться глаза. Зашла к нему спросить, когда дадут воду, и удивилась слою пыли в жилище.
– Твоя болезнь от грязи, – сказала ему.
– Медленно работают, – ответил он печально про бригаду сантехников, – жду, когда закончат.
Я поняла: за время ремонта ни разу не убрал пыль за строителями. Через силу ходит на работу, с трудом – в магазин, без интереса – к друзьям, питается бутербродами.
Какая-то инициатива ему не свойственна, поэтому, не спрашивая, вышла с ним на улицу, предчувствуя что-то необычное. Он направился со двора в сторону проспекта, я за ним.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
