В день, когда его заберут из семьи, Аббас вырезает павлина на дверце шкафа. Регулируя силу нажатия указательным пальцем, он погружает острие стамески в розовое дерево. Бороздки становятся глубже, появляется клюв. Он принимается за перья, уложенные как чешуя. Аббас прекрасно справляется со своей задачей, а еще ему никогда в жизни не было так скучно.
Рядом на циновках сидят его отец и два старших брата, Джунаид и Фарук. Джунаид, прижав кусок древесины коленом, отсекает все лишнее ударами молотка и долота – тук-тук! Фарук делает наброски павлинов для изголовья. Отец занят шлифовкой и время от времени бросает на Аббаса предупреждающий взгляд.
– Больше никаких игрушек, – недавно сказал ему отец. – Кровати и шкафы, все. От игрушек одни неприятности.
Остановившись, чтобы разогнуть спину, Аббас отвлекается на голубя, вспорхнувшего с крыши дома на другой стороне переулка. Любопытно, не правда ли, что птицы качают головой, когда ходят, но не когда летают? (Аббас находит это очень любопытным, хотя кто-то скажет, что именно любопытство и есть его главная проблема.) Интересно, может, это связано с соединительным механизмом между ногами и шеей? И если конструировать механического голубя, задумывается он, как можно было бы спроектировать голову, чтобы она дергалась при каждом шаге?
Затем он вспоминает, что однажды сказал ему друг.
Если задавать слишком много вопросов, то очень скоро допрашивать начнут тебя.
Аббас откладывает стамеску, чтобы поменять ее на другую, и в этот момент на пороге появляется человек со штыком выше собственного роста. По тигриным полоскам на рукавах Аббас узнает в нем одного из королевских гвардейцев Типу Султана.
– Ты Аббас, сын Юсуфа Мухаммеда?
– Кто спрашивает? – отвечает Аббас совсем не так спокойно, как ему хотелось бы.
Стражник переводит дыхание.
– Типу Султан Фатх Али Хан, Тигр Майсура, Падишах Патана, Сокрушитель полковника Бейли, Богом избранный Владыка Государства… – На другой стороне переулка с визгом останавливается токарный станок. Люди поднимают головы, отрываясь от работы. – …вызывает Аббаса, сына Юсуфа Мухаммеда, в Летний дворец.
– Который за пределами городских стен? – уточняет Аббас. Он никогда в жизни не был за пределами городских стен.
– Существует какой-то другой Летний дворец? – переспрашивает стражник. – Вставай!
Аббас поднимается, ноги будто колются булавками и иголками. Интересно, упадет ли он сейчас в обморок?
– Подождите, – говорит Юсуф Мухаммед, следуя за Аббасом и стражником в переулок. – Ему всего семнадцать. Позвольте мне ответить за его преступления.
– Какие преступления? – спрашивает Джунаид. – Что происходит?
– Я сказал «преступления»? Я имел в виду «проступки», – Юсуф Мухаммед понижает голос. – Это из-за евнуха?
– Евнуха? – повторяет стражник с негодованием.
– Я сам за себя отвечаю, – быстро произносит Аббас. Он подчиняется приказу стражника и идет на три шага впереди, не позволяя себе ни единого взгляда назад, на семью, понимая, что уже слишком поздно объясняться и просить прощения.
Говорят, что в Шрирангапаттане шпионов больше, чем людей. Здесь есть разведчики и спецкурьеры Типу Султана, передающие сообщения в столицу и обратно; и есть шпионы врагов Типу – Низама Хайдарабада, наиров Малабара, маратхов, англичан, мангалурских католиков. (Про этих католиков даже не вздумайте начинать: упомяните католиков в присутствии Типу, и у него случится припадок.) У Типу при дворах друзей и врагов тоже есть шпионы, которые постоянно передают ему секретные сведения, что, как ни странно, только порождает жажду новых сведений.
Но времена сейчас сложные.
Королевство Типу едва сумело пережить последнюю войну с англичанами, и на горизонте постоянно возникают разговоры о новой войне. Люди никогда не знают, кто нападет и откуда, и что отнимет, и у кого. Все, что люди могут, – это подчиняться власти каждый раз, когда она переходит из рук в руки, каждый раз, когда власть имущие решают что-нибудь изменить. Один хочет ввести новый календарь. Другой – чтобы его лицо было отчеканено на монете. С каждым изменением, большим и малым, земля все быстрее уходит из-под ног, и у тебя все меньше возможностей оставить после себя неизгладимый след.
В данный момент Аббас даже не думает о том, чтобы оставить после себя след. Все, чего он хочет, – это не попасть в беду, хотя, возможно, для этого уже поздновато.
* * *
Аббас никогда раньше не был в Летнем дворце, но он сделал восемь игрушек для Зубайды Бегум[1], одной из высокопоставленных жен зенаны[2] Типу. Это были резные звери, приводящиеся в движение рукояткой: слоны, тигры и лошади. Аббас сделал одну, и Зубайда Бегум сразу же заказала еще семь, одну за другой.
Чтобы забрать игрушки, она посылала человека по имени Хваджа Ирфан. Аббас любил смотреть, как Хваджа Ирфан спускается по переулку: его легко было заметить издалека – в броском плаще зеленого или рыжего цвета, в шелках, которые выдавали принадлежность к королевскому двору. У него был острый подбородок и проницательный взгляд, а на лице не росло ни единого волоска, ничто не скрывало утонченность его черт.
– В чем дело? – спросил он Аббаса при первой встрече. – Никогда не встречал евнуха?
Аббас покачал головой.
– Значит, я у тебя первый. Какая честь, – Хваджа Ирфан закрыл зонтик, которым прикрывался от солнца.
Аббаса заинтересовала ручка зонтика и то, как она изгибалась, превращаясь в гравированную голову тигра.
Хваджа Ирфан заметил его пристальный взгляд:
– Красиво, да? Чистейшая слоновая кость.
Аббас присмотрелся к резьбе:
– Нет.
– Что значит – нет?
– Может быть, дерево слоновой пальмы. Тот, кто сказал тебе обратное, солгал.
Хваджа Ирфан окинул его оценивающим взглядом и лукаво улыбнулся:
– Хорошо, Всезнайка.
С тех пор Хваджа Ирфан умудрялся вставлять эту фразу в каждый свой визит, поддразнивая Аббаса, как будто они были семьей. Такой семьей, которую Аббас попросил бы, если бы у него был выбор в этом вопросе.
Его братья были вытесаны из того же камня, что и мать, – резкие, нетерпимые, подозрительные к улыбчивым людям. Про евнухов же мать говорила, что они сплетники и им никогда нельзя верить.
К игрушкам Аббаса семья относилась с похожей смесью презрения и скептицизма. Только отец иногда робко проявлял интерес и просил что-нибудь продемонстрировать, а потом частенько приговаривал: «И как ты только такое придумываешь?» Для Аббаса это было высшей похвалой.
Он вдвойне гордился тем, что отдавал отцу деньги, которые платила ему бегум. Рупия всегда приходила в шелковом мешочке, расшитом золотом, с эмблемой тигра Типу. Прежде чем передать мешочек отцу, Аббас уединялся, подносил его к носу и вдыхал.
