ПРОЛОГ
«Я подаю вам горькие пилюли в сладкой оболочке. Пилюли безвредны, весь яд - в сладости.»
Марк отмерял комнату шагами. Истерика жены была его последней каплей. Налил виски. Выпил. В голове была неразбериха. Сложно принять решение. Сложно уйти, бросить все и начать жизнь сначала.
Хроническая, изматывающая усталость мучила его уже несколько дней.
Марк не мог понять, куда все в жизни уходит? Былая любовь, трепет, нежность? Почему накал чувств стихает и ему на смену приходит крик, отчаяние, боль? Почему градус отношений двух, когда то так сильно любивших людей, снижается и застывает на скучной отметке в 35’5 градусов. Когда вообще все пошло под откос?
Он вспоминает, как был счастлив с женой, особенно в первые месяцы после свадьбы. Как не сводил с нее любящих глаз. А потом она стала нервной, дерганой и раздражительной. В один миг все изменилось! Та, кого он так любил, была способна устроить сцену из абсолютного пустяка. Обычно за этим следовало горячее примирение в постели и это придавало остроты отношениям, но сейчас...
Марк плеснул в бокал еще виски. Сделал глоток. Еще один. Плевать, выпил залпом содержимое бокала и поставил пустой бокал на барную стойку. Он вспоминал, как его отчаянные попытки понять, что происходит с женой, пресекались ее презрительным: «Отстань от меня, ты этого никогда не поймешь!». Чего «этого»? Почему не поймет? Ответа не было.
Говорят, Чехов советовал брату написать роман о том, как двое любили друг друга, поженились и всю жизнь потом были несчастны. Да... В их случае выходило иначе. Любил он ее один, а несчастливы были оба.
Черт знает, сколько бы продолжалась эта история, если бы однажды, после завершения рабочего дня, он не решил прогуляться по городу, оставив машину на парковке у офиса.
Он увидел ее, странную, хрупкую, похожую на озябшую, раненую птицу, гуляющую по Живописному мосту.
Марк остановился посреди улицы. Попытался закурить. Огонь не поддавался. Мужчина усмехнулся: на душе паршиво, в браке паршиво, погода паршивая и даже зажигалка подводит. Сука! Он даже сейчас не может избавиться от иронии, хотя еще вопрос: нужно ли от нее избавляться? Ирония — штука очень удобная. Спасала его ни в одной ситуации.
Замахнулся, выбросил зажигалку и незажженную сигарету в реку. Не судьба ему покурить. Девушка, которую он приметил, в этот момент посмотрела в его сторону. Красивая. Даже очень. Молодая только. Хотя, он тоже не старик. Всего лишь тридцать шесть лет стукнуло.
Подошел. Поздоровался. Представился. Ответом ему была — удивительная улыбка незнакомки.
- Меня Вера зовут.
- Вера, - произнес Марк, будто смакуя, пробуя на вкус каждую букву ее имени. Глаза в глаза. Взгляды, как разряды молний. Касание рук, сплетение пальцев и уже не отпустить друг друга.
Марк плохо помнил, как и сколько они добирались до гостиничного номера, знал только одно — ему и ей это было нужно!
Девушка подошла к нему вплотную и прижалась всем телом. От ее прикосновений, легкая дрожь пронизывала Марка с головы до пят. Руки Веры ласкали его тело, нежно поглаживая грудь, соски, живот, опускаясь ниже, не прекращая касаний. Не в силах себя сдерживать, он обнял девушку и поцеловал. Их языки коснулись друг друга, как горящие, играющие огоньки пламени. Время остановилось. В голове Марка все мысли перепутались. Какой-то вязкий туман заполнил все его сознание. От ласк девушки он сходил с ума, чувствуя, как все его мужское естество требует большего. Он хочет овладеть ею. Здесь. Сейчас. Попробовать ее на вкус. Узнать, какая она в постели.
Вера, обнаженная, повернулась к нему спиной и мужчина почувствовал касание ее ягодиц к его бедрам. Какое же это блаженство! Марк просунул руки под ее руками и осторожно, пытаясь не причинить боль, сжал девичьи упругие груди. Девушка застонала и выгнулась, обхватив его бедра своими руками, нежно поглаживая их.
Оба хотели большего. Оба не могли решиться перейти черту. Кто-то должен был сделать это первым. Марк придвинул девушку к стене и та, упершись в нее руками, немного раздвинула свои стройные ноги. Обхватив Веру сзади за груди, ощутил как ее соски напряглись.
- Ты готова? - прошептал он ей на ушко так, что у обоих по всему телу пробежали мурашки.
Начав медленно входить в нее, делая равномерные движения вперед и назад всем телом, Марк целовал шею девушки. Ощущал, как пульсирует ее венка на нее. Чувство настоящего блаженства заполняли обоих.
Вера запрокинула голову и судорожно дышала полуоткрытым ртом. Она облизывала пересохшие губы и стонала от удовольствия. От блаженства. Близость с неизвестным ей мужчиной именно сегодня была ей необходима. У нее никогда такого не было. Она была не из тех, кто легко соглашается на подобные вещи и практикует их. Но сегодня...
Сегодня, когда ее личная жизнь дала трещину, так захотелось вновь почувствовать себя нужной и любимой. Пусть это только суррогат любви, но это любовь. Секс. Страсть. Похоть. Называйте, как хотите. В руках этого сильного мужчины она забывала обо всем. Вера не знала, что такое вообще может быть! Она была так благодарна Марку, что хотела доставить ему как можно больше удовольствия в эту ночь.
Она целовала его так жарко, будто они были любовниками уже очень долгое время. Она любила его плоть так, будто это единственное, что ее вообще интересует в жизни. Мужчина сходил с ума от женской ласки, полностью отдаваясь чувствам, инстинктам и эмоциям.
У Марка было много женщин «до» жены, он не был монахом и не отрицал наличия своих романов, однако то, что происходило с ним сейчас, здесь, с Верой, не поддавалось объяснению.
С ней он чувствовал то, что не чувствовал с другими. Он открывал в самом себе новые, неизведанные границы и ему это чертовски нравилось!
Вера приподнялась, усаживаясь на Марка сверху. Теперь она могла рассмотреть его тело получше. Он был великолепен! Накаченные мышцы, сильные руки, кубики пресса. Мужчина явно был завсегдатаем спортивных залов! Он схватил ее бёдра, прижал к себе и начал двигаться. Девушка закрыла глаза и с негромким стоном подскакивала при каждом заходе Марка внутрь нее. Мужчина смотрел на то, как вздрагивают её груди, смотрел на потемневшую от прилива крови шею, на приоткрытый рот и на выражение лица, на котором обозначилось чувственного удовольствия. Тело Веры выгибалось, плавилось и жгло руки раскаленным металлом, ее кожа пахла назойливой лавандой, а губы имели привкус жженого сахара, ее ногти впивались ему в спину, причиняя боль, но никогда еще боль не была настолько желанной. То ли вздох, то ли всхлип, широко распахнутые лилово-черные глаза, ломкие ресницы и тонкая прядка волос прилипшая ко лбу. Убрать губами… солоновато-горькие капли пота на языке, солоновато-горькие слезинки на снежно-белых ресницах… страшно причинить боль неловким движением, но с каждым ударом сердца контролировать себя все сложнее.
