Долгая мелодия саксофона
(рассказ, одноактная пьеса)
Жаркий ветер нес с поля желанный аромат разноцветья. Солнце стояло высоко, и вокруг было совсем тихо, даже не было слышно звуков редких проезжающих машин, наверное, они все проехали утром. Грубые, поношенные, с блестящими медными гвоздиками, солдатские ботинки на балюстраде как бы шагали под тихую, долгую мелодию саксофона. Бородатый пятидесятилетний человек сидел в плетеном кресле перед балюстрадой и внимательно смотрел на пыльную дорогу в поле. Он своими ботинками то закрывал от себя вид на эту дорогу, то открывал и пытался угадать хоть что-то про человека, приближающегося по этой дороге: «Вот зачем-то он идет по этой дороге сегодня? Откуда он идет? Кто он? По ней уже давно никто не ходит. До ближайшей деревни по этой дороге 15 километров, да и не ездят по ней уже давно, да и не ходят, да и совсем немного тропинок от этой дороги – а он идет. Ну да, он идет ко мне с какой-то благой вестью, и ветер обгоняет его, и уже давно принес эту весть мне, а я ее не слышу. Она запуталась в моей бороде и щекочет меня. Ха-ха-ха! Она уже щекочет меня. И я иду ему навстречу. Я уже в нетерпении расставляю руки для объятий. Я уже давно хочу обнять»… Подошедший официант спросил у бородатого наблюдателя:
– Аркадий Владимирович, ваш фаршированный заяц давно готов прыгнуть к вам на стол.
– Подожди, дождемся вон того господина.
Официант взял большой бинокль и быстро взглянул на дорогу:
– Вы всегда говорите: «товарища».
– Да, сегодня как-то вырвалось… А если это инопланетянин? Да нет, нет… Ах, как по земному он идет – плывет! Вот такой походкой я всегда хотел ходить, чтоб обойти все наши лесные тропинки. Сережа, рай – это лесная тропинка.
Вот как только ты с этим согласишься, то легко будешь вспоминать и петь в трудную минуту жизни веселую философскую песенку. И жизнь твоя станет…
– Да-да. Я ваш философский репертуар давно выучил… Пою эти песенки и любуюсь собой. Ха-ха-ха!
Официант взял гитару, сел рядом с Аркадием Владимировичем у балюстрады и запел:
Ключи от райских врат вчера
Пропали чудом у Петра
(Все объяснить – не так уж просто).
Марго, проворна и смела,
В его кармане их взяла.
«Марго, как быть?
Не олухом же слыть
Отдай ключи!» – взывает к ней апостол.
Марго работой занята:
Распахивает в рай врата
(Все объяснить – не так уж просто).
Ханжи и грешники гурьбой
Стремятся в рай наперебой.
«Марго, как быть?
Не олухом же слыть.
Отдай ключи!» – взывает к ней апостол…
(Беранже. «Ключи рая»)
Но на этот раз Аркадий Владимирович не подхватил эту веселую песенку. Он хотел дорисовать понравившуюся ему картинку тенистой лесной тропы до приближения очень заинтересовавшего его путника:
– Ты среди высоких деревьев стоишь на щекочущей и покалывающей твои стопы травке… Нет, ты лежишь на травке и смотришь на быстроменяющиеся, замысловатые и узнаваемые рисунки облаков через макушки высоких деревьев… Вот эти картины только что появились, но ты уже видел их когда-то в своих снах… И стволы очень высоких деревьев – твои мысли, твои мечты и желания, твои руки, которыми ты касаешься и гладишь эти рисунки облаков… И ты лежишь целый день – пытаешься соединить свою жизнь со всей вселенной и смотришь на далекие и близкие звезды через качающиеся от ветра макушки темных деревьев, как будто это проносятся века… И тебе может показаться… И к тебе обязательно приходит чувство сопричастности творения всей вселенной. Да, это было очень, очень давно. И без тебя она не была бы вот именно такой: прекрасной вокруг тебя и пугающей тебя своей неизвестной бесконечностью – там даже нет твоей мысли…
– Да, да… Ваша корзинка для грибов уже целый год висит у барной стойки, и чего только вам туда ни накидали!.. Да, народец у нас разный, все больше шутники!
– А ты все плохое оттуда убирай. Или продавай, если это имеет какую-то ценность! Ха-ха-ха! Вот ты мне напомнил: сегодня обязательно пойду за грибами, найду в лесу родник, полежу у него, услышу в его журчании ласкающие душу звуки!.. Ах, как человек иногда может соскучиться по ласковым речам. И он почти всегда знает, что это всего лишь чья-то лесть или просто форма вежливости…
– А год назад вы перед самым рассветом проснулись на этом биллиардном столе и тихим, жалобным, очень просящим, зовущим, умоляющим голосом пропели: «Официант, официант, официант»… И я был рядом. Вы выпили стаканчик вина, обняли меня, и мы вдвоем долго смотрели на последнюю, угасающую перед новым днем звезду. И вы плакали и заставили меня в моем блокноте записать стихотворение «Райское утро». Всего лишь три коротких строки: «Утро. Я жив. Я снова в Раю». И когда я вам показал всю страницу, то вы сказали, что это гениально: «Устрицы, стейки, мидии, виски, шампанское, дичь на вертеле, виски для всех, шампанское для всех, капуста квашеная, стерлядь запеченная»… И в то утро я поверил вам, что вы самый счастливый человек. На биллиардном столе вы лежали как в гробу. Вокруг вас было много цветов, которые вы собирались кому-то отослать, но все время забывали, кому. И мне самому захотелось стать счастливым человеком, как вы. Вот не отхожу от вас, слушаю ваши «речи о счастье не совсем счастливого человека». Вот я так и не понял: может ли человек быть несчастным в раю?
– Никогда не верь моему нытью. Каждая минута моей жизни – это мое счастье. Утро. Я жив. Я снова в строю. Перепиши.
– Да разве это не одно и то же? Вот это я уже запомнил.
На просторной, высокой деревянной веранде захудалого летнего ресторанчика на окраине города, кроме официанта и Аркадия Владимировича, никого не было. В тишине упал кий, прислоненный к биллиарду, что-то сказал попугай в клетке, похожее на: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась», из часов несколько раз появилась кукушка и опять спутала всем время. А идущего по дороге человека уже можно было хорошо рассмотреть. Его красная футболка была мокрая от пота, а светлые туфли и брюки были в дорожной пыли. На груди у него висел большой фотоаппарат в чехле, а в руке – маленький букет полевых цветов.
– Вот сколько бы ты, Сережа, меня ни фотографировал, я всегда на твоих фотографиях получаюсь каким-то неуклюжим медведем.
– Нет, Аркадий Владимирович, вы атлет, гимнаст, красавец, вы Аполлон, вы настоящий каменотес.
