Я стою около панорамного окна и с высоты двадцать четвертого этажа смотрю на ночной город. Время минимального четырехчасового отдыха подходит к концу и я завершаю сегодняшнюю легкую медитацию.
Мне не нужен сон, но перерывы в активной деятельности все равно необходимы. При этом не важно, в каком именно положении, в горизонтальном или вертикальном, будет находиться мое тело. Поэтому я всегда предпочитаю именно это место, чтобы провести эти четыре часа, созерцая сразу весь город и не замечая ни одной конкретной детали. Наверное, дань традициям прошлой жизни. Точнее, такой традиции, в действительности, у меня никогда не было, но, наверное, я этого желал на одном из уровней своего подсознания.
Мне не нужен сон, не нужна пища, вода и многие другие естественные потребности человека. Я не чувствую холода и тепла, у меня ничего и никогда не болит. Все это – нормальное состояние моего теперешнего тела. Однако есть вещи недоступные моему пониманию, которые, казалось бы, никак не связаны с функционированием каких-либо органов, кроме мозга. Например, меня совершенно не влекут любые проявления искусства или не интересна информация, которая связана только с общественной жизнью людей, то есть все эти новости о происшествиях, войнах, преступлениях, смертях и прочее – они воспринимаются мною, но не оставляют после себя ровным счетом ничего. Я никогда не вспоминаю о них после, хотя не могу сказать, что забываю о них.
Теперь я никогда и ничего не забываю. Это тоже сейчас часть моей повседневной действительности.
И в этом аспекте я тоже становлюсь машиной.
Я – машина.
Вместе с моим телом, моей женой и дочерью умерла и моя душа. Тот факт, что внутри меня нет души я осознаю с такой же степенью уверенности, как и то, что внутри меня нет почек, печени, легких. В моем теле нет сердца. Души тоже нет, если она и была когда–то, в чем я полностью сейчас не уверен. Впрочем, и в прошлой жизни я тоже был в этом не уверен, но нынешняя неуверенность во сто крат сильнее, чем неуверенность прошлая.
Вспоминаю ли я те события, вследствие которых погибла моя семья? Да.
Более того, из-за их относительно недавнего происшествия, уделив буквально полчаса времени, я могу по секунде восстановить хронологию автокатастрофы.
Это был чистой воды несчастный случай, без чьей-либо однозначной провинности.
Дело произошло, как бы то банально не было, где-то по дороге из аэропорта дождливой ночью. Мы втроем уставшие, но осчастливленные долгожданной встречей друг друга, направлялись домой. Вообще, каждый раз, когда я встречал свою любимую и дочку после длительной разлуки, к которой все относились с пониманием, я ощущал такой спектр трепетных и нежных чувств, какой я не испытывал ни в каких других ситуациях. В такие моменты и дочурка казалась гораздо взрослее, чем до расставания, что даже мне, человеку обычно крайне сдержанному, приходилось смаргивать на секунду проступившие слезы.
Несмотря на длительный перелет, я настоял на том, чтобы сесть на водительское кресло, а не обременять этим жену. Растроганный нашей встречей, я думал, что вся моя усталость улетучилась, и все, что я хотел – это спокойно прибыть со своей семьей домой. Но, как оказалось, в ту ночь моя бдительность, в виду чисто физиологических факторов, подвела нас всех.
Дорога занимала обычно около полутора часов, так что мне требовалось бороться не только с проливным дождем, но также и с накатывающей сонливостью. С последней дочка бороться не стала, а просто свернулась в калачик на заднем сидении и мирно заснула. Жена же, как обычно бывает в таких поездках, говорила со мной, чтобы монотонность не убаюкала нас обоих.
Я обратил внимание на приближающийся по встречной полосе грузовой фургон, но из-за ухудшенной дальности видимости не заметил ничего внештатного. Я на мгновение обернулся, чтобы еще раз взглянуть на дочку, следующее мгновение – моя жена истошно закричала нечто между «Андрей» и «Стой», и вот в лобовом стекле не видно ничего, кроме освещаемого фарами нашего автомобиля несущегося на огромной скорости корпуса фуры. Но, видимо, расстояния оказалось все же достаточно, чтобы избежать непосредственного столкновения и вывернуть машину с дороги. Увы, скорость и высота расположения полотна проезжей части были настолько велики, что снеся дорожное ограждение, наш транспорт, вылетев в кювет, совершил полтора оборота, приземлившись на боковую сторону.
И все почти как в кино: визг тормозящих шин, крики, скрежет разрывающегося металла и темнота… Все так. Только в кино не покажут дробящегося со всех сторон стекла и то, как оно впивается во все части тела. Не покажут, как тебя мотыляет по всему автомобилю, когда он переворачивается. Не покажут кровь, разбрызганную по всему салону, свою и твоих близких. И конечно, не покажут ту боль и скорбь, которую можешь ощутить, когда видишь тела своих родных. Помню, как в редкие минуты выходов из забытья, когда мое родное истерзанное тело безуспешно и в невыносимых муках боролось со смертью, даже тогда воспоминания о потере приносили гораздо более сильные страдания, чем страдания физические.
И хотя я помню все эти чувства, я не ощущаю их так как раньше. Я не чувствую ничего. Это всего лишь еще один блок информации размером в сколько-то мегабайт.
Конечно, я понимаю, с чем именно были связаны эти страдания, понимаю их механизм, но не могу заставить свое нынешнее сознание хоть на миллиметр приблизиться к тем ощущениям.
Я разучился сопереживать кому-либо, потому что во мне погиб тот орган, который отвечал за эту функцию моей личности. Теперь вы тоже понимаете, что душа точно также может быть удалена из тела, как аппендицит?
Какой-нибудь маньяк-убийца тоже ничего не чувствует при виде чужой боли, – возразите мне вы. Когда и куда исчезает его душа?
Не соглашусь. Его душа на месте, только она очень больна и функционирует не правильно, как больная печень, которая хоть и жива, но вместо очистки организма питает его смертельным ядом.
***
После того, как наш шаттл преодолел земное притяжение и перешёл на полное автопилотирование, я подал команду экипажу собраться в центральном отсеке корабля.
Никакой необходимости собираться в одном помещении, устанавливать визуальный контакт друг с другом, не было, однако у людей такая традиция сохраняется очень надежно. Продолжаем ею следовать и мы.
В помещении совсем отсутствовала какая-либо мебель, оно было почти хаотично завалено различным оборудованием, правда надежно закрепленным к стенам, полу и потолку помещения, поэтому все стояли. Впрочем, потребность сидеть в наших телах отсутствует.
Право вступительного слова, как руководитель экспедиции, я взял на себя.
