Лерой проснулся рано утром от нетерпеливого, если не сказать бешеного, стука в дверь его спальни. С трудом продрав глаза, он встал, накинул на бёдра покрывало и, шатаясь, побрёл к двери, которая, вообще-то, ни на какой запор не закрывалась, а была лишь прикрыта. За дверью он увидел Лору, со взъерошенными волосами, в рубашке, застёгнутой так, что один конец спереди свисал на два деления. Юбки или штанов на ней и вовсе не было надето, только свободные шортики торчали, которые были нижним бельём.
- Катастрофа - просипела она.
- М? - только и мог выдавить из себя Лерой.
- Мы забыли про короны! - в глазах Лоры была собрана вся мировая скорбь.
- Какие короны? - не понял Лерой.
- Да проснись ты! - обрела голос Лора.
- Кхм-кхм, - прокашлялся и проморгался Лерой, - Так о чём ты, какие короны забыла?
- Наши!
Лерой несколько долгих секунд смотрел на Лору, а потом начал хохотать. Он хохотал и хохотал. Вот вроде бы успокоится, а потом посмотрит на Лору, оценит её вид, и опять начинает. Отсмеётся, посмотрит, мысленно поставит на её взлохмаченную голову корону - и опять. Остановиться он смог лишь тогда, когда прочитал в её взгляде, что сейчас в него могут бросить чем-нибудь тяжёлым.
- Лора, помилуй, вовсю идёт второе тысячелетие от Прихода, никакие короны короли давно не носят и даже не имеют.
.....
Лерой взял перстень меньшего размера, надел его на указательный палец правой руки Лоры, и сказал:
- Ларен, ты пришла в этот мир лишь в коротком сарафане, белых сандалиях, и с бесценной книгой в руках, рассказывающей о вековых чудесах своей родины. В твоих голубых глазах отражаются небо и океан этого мира, а твои волосы словно светящийся на солнце янтарь, который ты так любишь. Ты принесла радость и новую жизнь в долину Гофер. Прошу тебя, королева, будь моей женой и правь этими землями вместе со мной.
Лора взяла второй перстень, надела его на указательный палец Лероя, посмотрела на него несколько секунд, и взволнованно заговорила:
- Лерой Обен, ты - первый человек, кто встретил меня в этом, поначалу чужом для меня мире. Ты помог мне сделаться в этом мире своей, а этот мир - сделать моим. Ты храбр, силён, умён и твёрд характером. Ты красив настоящей мужской красотой. Отдаю себя тебе в жёны, король, прошу и дальше быть для меня надёжным плечом и опорой.
Лерой склонился над Лорой, и она тоже потянулась к нему. Под общие аплодисменты и слёзы растроганых женщин и родственников молодые монархи поцеловались.
Потом короли Дестры и Синистры поклонились Лерою, поцеловали по очереди руку Лоре, а королева Синистры и фаворитка короля Дестры сделали реверанс. Так полагалось по этикету, как гости они считались по положению ниже принимающих монархов. Следом за ними первым королям долины Гофер поклонились и все остальные присутствующие.
На столе неподалёку уже стояли привезённые господином Густавом бутылки с вином и фужеры для них. Вера и Хьюго разлили вино и раздали его гостям.
- Могла бы и не говорить про мою красоту, - ухмыльнулся Лерой, глядя на свою новоиспечённую жену, - достаточно было выразить согласие.
- Кто бы меня ещё этому научил заранее, - обиженно сказала Лора, - меня вообще не предупреждали ни про кольца, ни про речи на обручении.
- Да потому что нет никаких речей в обычае. Просто мужчина просит женщину выйти за неё замуж, а она соглашается.
- Зачем же ты расписывал про мои глаза, волосы и прочее? - прищурилась Лора.
- А мне так захотелось, - пожал плечами Лерой, - а то слишком короткая церемония получалась, хоть и двойная. Ну и потом, не расхваливать же мне тебя за твой ум, силу и ... что там ещё было... твёрдость?
....
Хижиной Зигфрида давно не был тот шалаш, который ему соорудили в первый день появления в деревне. Он, вновь вспоминая добрым словом королеву Ларен, построил себе дом. Натаскал камней и сложил их по образу лучших хижин в поселении - с круглым основанием, стенами из прутьев с проделанными оконными проёмами и толстой крышей, покрытой листьями. У него получился самый большой и красивый дом в округе.
- Я - король мира! - объявил он любующимся на его дом дикарям.
Они не возражали. Король, так король. За корешками для племени не забудь вон сходить, король.
Это било по самолюбию. Больно било. Он же всю жизнь считал, что даже в своём мире более достоин быть королём, чем те, которые правили двумя странами.
....
Сломя голову изгнанник рванулся навстречу ветру. А там уже колыхалось марево, и слизень неподалёку пытался уцепиться за песок, чтобы не поддаваться внешнему воздействию. Зигфрид пинком забросил его в проём портала и сам, выпрямившись и одёрнув лохмотья одежды, степенно вошёл следом.
Быстрым взглядом он охватил окружающую пустошь и усмехнулся - встреча не была столь же представительной, как проводы. Всего лишь один король, его друг-охотник и королева. Потом Зигфрид подошёл к камню, на котором был разложен охотничий завтрак, и взял в руки хлеб. Он поднёс этот кусок к своему лицу, благоговейно втянул его запах и сказал, обращаясь к королю:
- Ты не представляешь, Обен, сколько раз я вспоминал ту еду, которую ты предлагал мне перед казнью. Каждый грёбаный раз, пожирая сырую печень слизня, я закрывал глаза и грезил, что сейчас заем её свежим хлебом.
Зигфрид откусил хлеб и стал жевать, закрыв глаза. Вкусовые рецепторы словно взвыли от восторга. Потом он открыл глаза, и, увидев, что все охотники стоят как в ступоре, напомнил Лерою:
- Время не забыл засечь?
- Зигфрид?!
