Грей - Долли и Эдуард

Когда Эдуард вошел в комнату Тома, Долли спала. Ну а что еще прикажете ей делать? Долли порой во сне встречала восход (не будем говорить, что наглым образом просыпала, покуда иные вовсю трудились), вставала лишь ближе к обеду, пропустив завтрак, плотно трапезничала, приводила себя в порядок: долго умывалась, прихорашивалась перед зеркалом. И зачем? Для кого?

– Для себя самой! Тебе бы тоже не помешало иногда! – так отвечала Долли, когда Эдуард ее об этом однажды спросил. А после снова дрыхла, даже никому не показавшись на глаза. – Иди отсюда, перепачкаешь ковер! Помойся! Эдуард, ты что, в грязи валялся?

– И зачем? – невольно спрашивал он снова, не обращая внимания на ее замечания, потом уходил. Долли засыпала в кресле подле раскрытой книги, которую мучил Том где-то после обеда, до того, как вместе со всеми приступить к дневным хлопотам по хозяйству вплоть до позднего вечера. Эдуард ему помогал, выбрасывая ненадолго лентяйку из головы. Ненадолго. Потому что, будто бы нарочно, Долли снова попадалась ему в самых неожиданных местах, где она просто брала… и засыпала!

Она могла уснуть за обеденным столом на кухне, на кресле-качалке в объятиях клетчатого пледа, в кровати, на пуфике, порой она просто валялась на ковре в самых абсурдных позах.

К ночному сну она тоже отходила рано, чаще всего в ту пору, когда солнце еще не превращалось в огромный розово-красный шар где-то среди плакучих ив близ реки, ветви которых походили на нити, отделяющие кухню от коридора. Эдуарду иногда чудилось, что ветви деревьев так же позвякивают, когда ветер играет с ними, хотя ничего общего у пластмассовых штучек на синтетической нитке и у тонкой плоти деревьев с зелеными листьями нет. Или это сверчки, которых он ни разу не видал, но вечно слышал тут и там? Или еще некто?

– Что делала? – интересовался Эдуард, когда в очередной раз обнаруживал свою соседку на том же самом месте (места менялись, это вы уже поняли), где заставал ее после позднего завтрака. Но вот привычки Долли – оставались постоянными, как то, что утром прокричат петухи, сосед Тома поедет на дребезжащей тарантайке в город, а мальчишка семейства Шепард погонит овец на пастбище – Эдуард наблюдал все это каждый-прекаждый день.

– Читала, – отвечала она, потягиваясь и улыбаясь. Долли никогда не спрашивала, что же сегодня делал Эдуард.

Он как-то и не обращал на это внимание, но на сей раз внутренне вознегодовал. Как так? И почему же она – такая? Как бы выразиться поприличней? Такая вредина!

– И как? О чем там говорится? – снова вопрошал Эдуард, хотя на деле его это ничуть не интересовало (или он старался себя в этом убедить). Но уж таков он – учтивый, вежливый, заботливый. Он – друг. Да, и для Долли тоже, хоть его таковым, скорее всего, не считали.

– Как тебе сказать… – Под этим она подразумевала: “Ах, Эдуард, какой же ты дурашка! Ничегошеньки же ты не поймешь, даже если я тебе растолкую, разжую и в рот положу, все, абсолютно все из этой книжицы – от корки до корки, от первой строчки – до самой-самой последней!”

Так и вращалась круговерть дней. Но он с упорством осла спрашивал, а она… Она с упорством коровы ему отвечала. На том и спасибо!

“И почему я все время к ней лезу? И почему она мне все-таки отвечает? А если я перестану с ней разговаривать? Она этого и не заметит…”

Но он ничего не менял. Долли – тоже. Эдуард спрашивал. Она – отвечала. Тогда он еще не понимал, суть – не в их обоюдном упорстве и упрямстве.

И разве, если тебя спросят – ты не ответишь? Хоть как: язвительно, с пренебрежением, с целью поставить на место или даже унизить, высмеять. Ответишь. Потому что такова наша природа – всем нам надо общаться. Даже Долли. Даже Эдуарду. Двум противоположностям из двух разных миров. Ибо одиночество – самое страшное, что только есть на земле.

К тому же, он прекрасно знал распорядок дня Долли (не считайте, что специально выучил – тут уж не прогадаешь), как и то, что ему ответят (а вот тут – точно выучил). А Долли, хоть и никогда ничего не делала и никак не участвовала в их жизни, знала про его забитый делами с утра до вечера день. Она иногда, покуда Эд не видел, наблюдала, устроившись на подоконнике, за тем, как Том с ним уходят по делам. Иногда даже следила за ними, поэтому и не спрашивала – знала ведь. Знала!

– Что думаешь, то и скажи!

– Вот как?! – Глаза ее округлились, она стряхнула с себя сон будто первый снег – эти рыхлые и холодные хлопья (зиму Долли не любила). Цокнула, надулась, Эду показалось, что она – такая миниатюрная – даже увеличилась в размерах. – Об одном глупом и напыщенном болване, который сует свой нос в чужие дела! Вот о чем! – Она захлопнула книгу.