Напоминающая контурную карту обшарпанная кирпичная стена, паутина голых веток, сугробы, слабые огни фонарей вдалеке и кружащийся над землей холод зимы. На потрескавшейся штукатурке, которой была покрыта стена, кто-то нацарапал слово – дом. Забавно.
Волею судеб, довелось мне работать в доме престарелых. И в течение полутора лет мне было суждено сродниться с этим тихим и печальным местом.
Может возникнуть вопрос: каким образом я оказался в данном месте. Ответ до неприличия прост. Я учился на заочном отделении агроинженерного института. Моя специализация, в данном рассказе, не имеет особого значения, как, собственно, она не будет иметь значения и в моей жизни. Как и у большинства заочников, у меня было много свободного времени. Усердно работать и искать пути дальнейшего укрепления и углубления жизненных корней я не торопился. Так уж вышло, что рос я жутким прокастинатором. Само знание обозначения этого и других мудреных слов вселяло в меня уверенность, что я интеллигент, а интеллигент-прокостинатор – это уже буржуа. По крайней мере, я так полагал. В свою очередь, домочадцы были крайне обеспокоены тем, что я постоянно шлялся без дела, донимал их своим нытьем сводившимся в основном к тезису – а посмотрите, как живут другие. В какой-то момент отец не выдержал и сказал:
– Если ты сам ничего не захочешь, то к тебе ничего и не придет.
Скорее всего дело тут было совсем не в том, что мысль материальна, хотя, я изначально подумал именно про это, а в том, что необходимо двигаться к себе взрослому, а не ждать беспричинного прихода взросления. Но, отец не любил вдаваться в подробности и ограничился лишь этим кратким высказыванием. А я, как самопровозглашенный интеллигент, пустился в долгие раздумья глубоко экзистенциального характера. После нашего одностороннего разговора прошло около двух недель и тут отец решил порадовать меня приятной новостью.
– Серега, я нашел тебе работу. Все, как ты любишь.
– Что за работа?
И тогда отец мне все поведал. Он рассказал мне о доме, где живут пожилые люди, как они туда попадают, о том, какая помощь может им потребоваться. Отец считал – я идеально подхожу для данной работы. Специальности у меня еще не было, особого желания строить карьеру тоже, а там, как раз, нужны были рабочие руки. Также, по чистой случайности, мой отец был знаком с директором этого прекрасного заведения. Но, думаю, эти дружеские отношения играли последнюю роль в моем трудоустройстве. Разве можно такое подумать? Никогда. Отец понимал – я всеми силами буду сопротивляться и сразу обрисовал мне возможные альтернативы: либо я устраиваюсь работать в дом престарелых, либо я переезжаю жить от родителей к своей девушке и, более, ноги моей в их доме не будет. Так как со своей девушкой я уже как три месяца расстался – выбор был достаточно очевиден. Так я оказался здесь.
Добраться до требуемого места оказалось непростой задачей. Таксист не сразу разобрался – куда сворачивать и привез меня к каким-то баням. Как назло, названий улиц на домах не было. Навигатор предательски твердил – сверните направо. Таксист, используя для выражения своих эмоций всю глубину и красочность народного фольклора, таки свернул направо. Через минуту оказалось, что мы заехали в тупик. Навигатор показывал ему совсем другую топографию, нежели та, которую мы видели вокруг. Ни он, ни я не были в этих краях. Он остановился и решил спросить у проходящего мужчины дорогу. Тот совершил несколько размашистых движений руками, что-то сказал таксисту, таксист покивал и они разошлись. Как ни странно, но, руководствуясь импровизированной картой дороги к требуемому местоположению, мы через десять минут благополучно приехали туда. Таксист не стал брать с меня деньги за время поисков и на данной мажорной ноте мы расстались.
Геронтологический центр находился примерно в километре от оживленного города. Из его окон можно было увидеть многочисленные яркие всполохи городских окраин. Прежде всего, в глаза бросалось огромное количество деревьев, которые со всех сторон закрывали двухэтажное, здание. Раскидистые ветви будто укрывали живущих здесь стариков от внешней суеты. Должно быть летом здесь все утопает в зелени. По обеим сторонам вымощенной кирпичом дорожки были клумбы. Посетителей, яркой открыткой, встречал плакат советских времен "Расти для счастья и мира".
Для временного проживания мне выделили небольшую каморку в отдалении от общих жилых площадей. По совместительству – данная каморка выполняла роль хозяйственной комнаты. Там хранились все инструменты и некоторая часть хозяйственного инвентаря. Комната была вытянутой формы. По обеим сторонам помещения располагались многоярусные стеллажи, на которых, собственно и лежали: инструмент, дранка, коробочки с гвоздями, саморезами, сантехническими принадлежностями, проводами, деревянные чурки и многое другое. В глубине комнаты, перпендикулярно стеллажам, стоял небольшой столик, за ним располагалась кровать. Места было мало. От каждого плеча до стеллажа было сантиметров по тридцать. Чтобы добраться до кровати, нужно было протискиваться между столиком и стеллажом. Окно было на уровне груди. Я медленно вошел в свою новую обитель и сел на кровать. Да уж – попал. Чувство неизвестности перемежалось с чувством легкого страха перед этим местом. Было не ясно, что я буду делать здесь и, вместе с этим, я уже побаивался этого, будто погруженного в пучину забвения, места. Что делать – надо обживаться и ждать, пока в моей голове сформируется нейронная карта этого места, что несомненно даст некое успокоение. Я огляделся по сторонам: выкрашенные стены, одиноко висящая лампочка на потолке, бетонный пол, огрызок коврика перед кроватью, обшарпанный стол и ощущение безжизненности помещения. То место, где живут люди, это не просто стены, не просто пол и потолок, это сотни и тысячи примет. Примет, которые возникают в процессе их жизни в данном месте, которые въедаются в плоть сознания. Эти приметы и создают понятие – дом. Это пятно на обоях не просто пятно – а история, эта матовая плитка в ванной не просто плитка – а результат долгих споров домочадцев, красивые часы на стене, которые вечно стоят, это также часть судьбы дома. Что ж – придется создать эти приметы здесь. Пусть это и временное место моего пребывания. В ящике стола не было ничего, кроме старинного журнала "Техника молодежи". Я посмотрел на обложку. 1984 год – четвертый выпуск, Юрий Гагарин, космос, все дела. Над фуражкой героя кто-то ручкой выписал слова "Жизнь не зрелище, а серьезное…" последнее слово, на фоне неизвестной планеты, было не разобрать.
В первый же день меня загрузили работой. Особой квалификации работа не требовала. Передвинь, принеси, перевесь, помоги дойти, помоги подняться. Должно быть, до моего прихода, обслуживающему персоналу, который состоял преимущественно из представительниц женского пола, приходилось тяжело и теперь всю физическую работу перевесили на меня. Не все старики могли уверенно ходить. Колясочников приходилось переносить. Посадить больного человека на коляску было довольно тривиальной задачей. Хорошо – если старик еще мог держаться на ногах, тогда нужно было лишь помочь ему встать и, пока он держится за спинку кровати, подвезти под него коляску. Гораздо сложнее было с теми, кто совсем не ходит или не может стоять. В таких случаях – в полусогнутом положении старика нужно было брать под мышки, скрещивая руки у него за спиной, он же, в свою очередь, обнимал тебя за шею и ты медленно вставал. Затем, нужно было несколько развернуться в сторону коляски, старик в данные несколько секунд, практически полностью висел на тебе, ты же мужественно ждал – когда коляску заведут под него и он сможет сесть. Уверен – были и другие способы, но я привык к такому. Было видно, что старикам уже опостылело это грузное беспомощное тело, которое продолжало сохранять жизнь. Просто существование белковых тел, немногим более. Мозг уже, в полной мере, не мог управлять ослабшими членами. Это вечное противостояние плоти и разума. Что первично? С годами я нашел для себя ответ. Но, боюсь, он никого не обрадует. В коляске старики чувствовали себя гораздо увереннее, они обретали хоть какой-то контроль над пространством. Должно быть где-то в чертогах их разума звучал хриплый голос – напевающий: "А мне летать, а мне летать охота".
