Я пыталась разложить ноябрьские афиши аккуратными стопочками на своем рабочем столе, но чувствовала, как из глубины опустевшего кинозала на меня смотрит Он – самый красивый мужчина на свете. Его уверенный взгляд встретился с моим, и мне пришлось спешно отвернуться, потому что щеки запылали румянцем. Даю руку на отсечение, он знал, о чем я сейчас думаю.
«Ну, давай, Бет! – правое полушарие моего мозга включило свою рациональную «песенку», стоило мне присесть на свое рабочее место. – Ну, давай, не дрейфь, пойди и поговори с ним. Я тебе помогу».
«Куда-куда?! – включалось левое полушарие, всегда полное сомнений. – Смеху-то! А если кто-нибудь войдет и увидит тебя?»
«Да никто не войдет, половина одиннадцатого утра, а первый сеанс у нас не раньше одиннадцати. Так что давай, решайся».
Кажется, правым полушарием мозга я сейчас чертыхнулась, но, держа себя в руках, спокойно встала, прошла по фойе и оказалась в паре шагов от темного, прекрасно очерченного мужского силуэта, вырисовывавшегося на фоне прозрачной входной двери. От его теплой улыбки у меня в животе все приятно сжалось.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – избегая немигающего взгляда и пялясь на ковер под ногами, я старалась говорить четко. Когда-то ковер был гордого малинового окраса, с густым ворсом, а потом, как и все в жизни и в нашем маленьком кинотеатре, пообносился и вылинял. И при чем тут ковер? Вечно я отвлекаюсь. – Так вот. – Я уже начинала нервничать. – Я полюбила тебя с первого взгляда… – Я задержала дыхание, но красавчик ничего не ответил.
Черт возьми, неудивительно. За такое «картонное» признание в любви мне бы точно вручили «картонного» Оскара.
– Извини, – продолжила я, все еще разглядывая ковер, словно в нем был спрятан секрет удачного признания в чувствах. – В общем, несколько месяцев я пытаюсь собраться с духом и сказать тебе… короче… что я в тебя влюбилась…
Красавчик по-прежнему безмолвствовал, а мой живот сводило уже не от нежности, а от напряжения.
– Ну что, все действительно так плохо? – Я заглянула в карие глаза: казалось, в них можно утонуть и сгореть одновременно. И смахнув паутинку с его щеки (слегка переборщила с украшением зала под Хэллоуин, с тех пор все недосуг было убрать), добавила: – Вот если бы ты был Айденом, то дал бы деру от меня – от всех обещаний и надежд? Если бы ты вообще, конечно, мог бегать.
Картонная фигура Джорджа Клуни молчала.
– Господи! – Покачав головой, я вернулась к своему рабочему месту. – Я и в самом деле схожу с ума. Ну какая женщина в здравом уме станет тренироваться на картонке, признаваясь ей в любви?
Плюхнувшись в кресло, я бездумно уставилась в монитор. С Айденом мы уже восемь месяцев были вместе, а он так до сих пор и не сказал, что любит меня. Впрочем, я тоже ничего такого ему не говорила, но вы бы не стали меня за это осуждать, зная, как мой бывший парень отреагировал на мое признание.
Я оглянулась на Джорджа Клуни. Казалось, он смотрит на меня и смеется.
– Смейся-смейся, тебе-то, поди, миллионы людей в любви признаются… пока я тут… эх…
Я уронила голову на руки и вздохнула. Даже вслух не могла произнести, лишь подумала: вот, мне двадцать четыре года, и никто ни разу не сказал, что любит меня. Мне, положим, говорили вещи типа «Ты мне очень нравишься», «Ты мне не безразлична» и – коронное – «Ты столько для меня значишь!», но вот произнести три самых простых слова никто не решился. По всему свету люди только и делали (казалось мне), что влюблялись (падали в любовь, как стало модно выражаться), делились своими чувствами друг с другом. А со мной что не так? Почему с неизбежностью лавины за «Пойдем выпьем вместе?» через непродолжительное время следовало: «Дело не в тебе, а во мне, детка»? Меня что, совсем-совсем нельзя полюбить? Это хуже, чем в двадцать четыре года быть девственницей (слава богам, я свою девственность потеряла давно).
Мы переспали с Лиамом Уилкинсоном, школьным донжуаном, на ворохе курток во время вечеринки по поводу его семнадцатилетия. Все оставшиеся выходные я жила словно в романтическом облаке, не веря, что я действительно стала женщиной, а потом меня быстро вернули в реальность, когда настал понедельник и я пришла на занятия.
– Привет, Лиам! – выпалила я, едва сдерживая дыхание, собрала все свое мужество, чтобы первой подойти к нему в коридоре. – Просто хотела тебе сказать, что мне никогда не было так хорошо, как на твоем празднике.
– Клево. – Лиам потрогал кончики своих налаченных по последней моде волос, проверяя прическу. Взглядом он блуждал где-то за моей спиной. – Рад, что тебе понравилось, потому что я сам ну ни черта не могу вспомнить, пьяный был вусмерть.
Через две недели после этого случая Лиам признался в любви к Джессике Мерриот – написал ее имя на стене перед нашим классным окном. Его за хулиганство отстранили от занятий на две недели, но он знал, что оно того стоит.
Любой, с кем я когда-либо встречалась, уже кого-то любил до меня. Это я всегда чуяла – по тому, как вспыхивали их глаза при упоминании первых возлюбленных и бывших подружек. Но в меня они до «вспыха» в глазах почему-то не влюблялись. Ни один. И не понятно почему. Психичкой я не была, занудой – тоже. Жадной жестокой эгоисткой… нет, я была самой собой, Бет Принс, которой все эти жеребцы говорили (каждый в свой срок): «Ты такая милашка, но я тебя все равно бросаю». Что я делала не так? Может, у меня отсутствует специальная хромосома, ответственная за любовь?
– Что делать, Джордж? – снова обратилась я к оскароносному Клуни. – Мне признаться Айдену в своих чувствах?
Конечно, я собиралась признаться не в том, что меня никто никогда не любил по-настоящему (иначе он подумает, что я лузер). Мне нужно было сказать ему, что я его люблю. Так вот, Джош – мой бывший – стал белее полотна, услышав слова о моей любви. Но ведь не факт, что Айден отреагирует так же. Вдруг Джош тогда просто испугался? Может, его бывшая подружка, Мажента, так его заездила, что он уже просто эти слова слышать не мог спокойно? Вдруг Айден как раз и ждет, чтобы я призналась первой…
Айден Доулз отличался от всех моих парней. Он оказался пугающе роскошным, но и не без тонкого очарования, отлично сложенным физически, с хорошим кругозором (много путешествовал) и порой невыносимо умничал. Часами говорил о тех временах, когда работал в сиротском приюте в Непале, или о Новой Зеландии. Мне еще ни разу мужчина вроде Айдена не попадался. Чем-то он походил на романтического и интеллигентного героя Рэйфа Файнза.
