Наташу я знала уже давно. Ещё в день переезда в квартиру родителей мужа я встретилась с её фантастической улыбкой и приветливым «здравствуйте, новые соседи!». Наташа кормила кошек у подъезда. Она постоянно это делала. Наташа придержала нам двери, подкачала спящего в коляске сына, рассказала мне, где гастроном, аптека и детская поликлиника. Так и начали общаться. Она жила этажом выше, досматривая болеющую тётю. Наташина мама умерла внезапно, когда ей было 17, отца она вообще плохо помнила. После похорон одна из тёток забрала её к себе в город. Наташа работала администратором в ветеринарной клинике неподалёку, потому что на ветврача не доучилась. Ездить нужно было в другой город, а тётя Катя чувствовала себя плохо, и оставить её было не на кого. С замужеством у неё тоже не сложилось, жених просто исчез за неделю до свадьбы. Устраивать свою личную жизнь она после этого не стала. Так и жила Наташа тёткиными болезнями, работой и животными.
Животных дома держать Наташа не могла, у тётки была аллергия на шерсть, поэтому активно пристраивала подброшенных во двор котят и щенят по знакомым. Наших дворовых кошек она давно стерилизовала, регулярно капала от блох и, по-моему, даже прививала от болезней. Отношение к ней во дворе было неоднозначным. Кто-то называл её сумасшедшей кошатницей, кто-то – доброй самаритянкой. Наташа, действительно, часто забегала в магазин, аптеку или поликлинику по просьбе соседских старушек.
Мне Наташа иногда помогала с детьми. Муж у меня спасатель, мог уехать внезапно и на несколько недель, вот и выручала по-соседски. У меня помощи просила редко, только когда собиралась в деревню, где остался материнский дом. Она забрасывала в нашу морозилку несколько килограммов кильки, которую потом везла в качестве гостинцев деревенским котам. У них холодильник был старый, с маленькой морозильной камерой, и кильку класть было просто некуда. Ещё просила присмотреть за тётей Катей те два дня, пока её не будет, т.е. два раза в день зайти и узнать, не надо ли чего. Обычно бывало не надо, поэтому просьбы Наташи были необременительны.
Надо сказать, что тётя Катя была женщиной, на мой взгляд, очень странной. Она болела исключительно в свободное от работы время. Приходила домой и ложилась болеть. То с давлением, то с температурой, то с тахикардией, – тяжело ей, видимо, давалась работа. Трудилась она менеджером в какой-то фирме, где мало того, что платили сущие копейки, так ещё и постоянно задерживали зарплату, поэтому Наташа постоянно оплачивала и коммуналку, и телефоны, и в магазин с аптекой ходила за свои деньги. Это, не считая работы по дому, которая полностью лежала на её плечах. Я хотела было поговорить об этом с Наташей, но муж тогда посоветовал не лезть не в своё дело: «Оля, посмотри, как она на тётку не надышится, не поверит тебе, если ты что-то против Катерины скажешь, только рассоритесь», и я смолчала, оберегая наши хорошие отношения.
Смерть тёти Кати была неожиданной. Врачи сказали, тромб оторвался. Как и у Наташиной мамы. Видимо, наследственное. Наташа как раз накануне собиралась ехать в деревню, поэтому меня удивил её звонок с самого утра. Муж, как раз, был дома после командировки, отсыпался. Пока я отпаивала Наташу на кухне горячим сладким чаем, позвонил своим, помогли. У Игоря вообще было своеобразное отношение к Наташе: сначала он её за инфантильность и безотказность откровенно презирал, считал, что она сама в своей ситуации виновата, но после того, как она его служебную собаку выходила, которую усыпить из-за травмы хотели, взял над соседкой шефство, как над маленькой. И не дай Бог кому-то было нехорошо о ней сказать, даже от детей требовал за глаза называть её Натальей Ивановной, а не Наташкой.
