«Погода подлая, день темный, сырой и мокрой тряпкой лежит на душе». – Прочитав эту фразу, Амалия машинально бросила взгляд в окно, за которым, однако же, не обнаружилось ничего подобного. Поезд бежал по рельсам, мимо телеграфных столбов, полей, деревьев, одетых весенней зеленью и умытых утренним дождем. Во всем ощущалось дыхание весны, и даже отблески солнечных лучей в лужах сверкали, как расплавленное золото. Мелькали деревушки, шлагбаумы, крестьяне с телегами, птицы на телеграфных проводах, снова поля, снова деревья – и неожиданно, откуда ни возьмись, появился большой белый заяц. Он мчался вдоль насыпи, взмывая над низкой травой, потом скакнул куда-то вбок и пропал из виду. Может быть, состав своим грохотом встревожил и спугнул его, а может быть, заяц направлялся куда-то по своим заячьим делам, и его совершенно не интересовали поезд и его пассажиры, в числе которых находилась и Амалия Корф.
– Станция Сиверская! – объявил кондуктор, проходя по вагону. – Следующая станция – Сиверская… – Остановившись возле Амалии, он наклонился и с улыбкой добавил: – Барышня, ваша остановка.
Та, к кому он обращался, захлопнула книгу, испытывая смесь противоречивых ощущений – не чувств, а именно ощущений. С одной стороны, приятно, когда тебя называют барышней, с другой – обидно, что люди настолько невнимательны, и даже обручальное кольцо на твоем пальце неспособно подсказать им, кто ты есть. Вспомнив о кольце, Амалия поглядела на него не без удовольствия. Ей нравилось ощущать его на пальце, нравилось чувствовать себя замужней дамой; впрочем, сейчас ей нравилось почти все, включая даже затянутый и не слишком интересный роман, который она захватила с собой в дорогу. Ее внутреннее небо было таким же безмятежным, как и то, что простиралось за окном, хотя справедливости ради надо отметить, что на последнем еще можно было заметить не то дымку, не то клочья недавних облаков, тающие в лучах солнца.
– Станция Сиверская!
Поезд Петербурго-Варшавской железной дороги подкатил к платформе, локомотив профыркал свое обычное «пшш, хшш, фшш» и встал, лязгнув колесами. Дачный сезон еще не был открыт, и на станции сошло всего несколько человек, считая и баронессу Корф. Амалии хватило одного взгляда, чтобы окинуть скромное деревянное здание вокзала, скучающего на перроне жандарма и двух-трех встречающих, ни один из которых не подошел к ней. Локомотив меж тем зашаркал колесами, выплюнул облако пара, сипло свистнул на прощание и укатил, волоча за собой вереницу разномастных вагонов.
«И ведь знала же, – мелькнуло в голове у Амалии, – что все кончится именно так». Положим, она не то чтобы знала, но предчувствовала, что ее путешествие сюда, на станцию Сиверскую, окажется совершенно бесполезным. Пассажиры и те, кто прибыл их встречать, уже удалились, и на перроне осталась только она одна. Даже жандарм и тот куда-то исчез.
«Ждать – но кого? Чего? – Амалия недовольно передернула плечами. По природе она была так устроена, что терпеть не могла ждать чего бы то ни было. – Разумеется, никто меня встречать не будет. Она уверяла, что послала им телеграмму; вздор. Когда я увижу ее в Петербурге, она, конечно, широко распахнет глаза и станет жаловаться, что на телеграфе напутали, что она ничего не понимает, что она ужасно расстроена, что меня никто не встретил, – а на самом деле ей просто хотелось, чтобы я сделала этот никому не нужный вояж. Не стоило мне поддаваться на ее уговоры навестить родственников, которых я разве что мельком видела на свадьбе и давно забыла. Теперь еще дожидаться поезда обратно…»
Неприязненное – даже в мыслях – «она» обозначало старшую баронессу Корф, свекровь Амалии, великосветскую даму и бывшую – в силу возраста – красавицу, которая с самого начала невзлюбила свою невестку. Основных причин для такого отношения насчитывалось две: во-первых, Амалия была хороша собой и даже лучше, чем ее свекровь когда бы то ни было, и во-вторых, Полина Сергеевна считала, что «эта особа» не пара ее сыну Александру, который вдобавок к титулу, состоянию и положению в обществе мог с недавних пор похвастать званием флигель-адъютанта его императорского величества. С точки зрения матери, достойной парой для него могла являться разве что княжна или графиня, и то при соблюдении тысячи дополнительных условий. Но Александр Корф отчего-то выбрал Амалию, бесприданницу и уж никак не ровню себе, и Полине Сергеевне волей-неволей пришлось считаться с его выбором.
Амалия не обольщалась насчет того, как свекровь к ней относится, но следует отдать старой даме должное – с внешней стороны ее поведение было почти безупречно, и она никогда не позволяла себе проявлять открытое недоброжелательство в адрес своей невестки. Нам легко записать во враги того, кто бросает нам вызов, не скрываясь – и напротив: когда недруг ведет себя так, что его вроде бы не в чем упрекнуть, мы начинаем колебаться. Были, впрочем, кое-какие настораживающие мелочи, шпильки, которые не прошли незамеченными, но ничего, в сущности, серьезного. Живя с мужем отдельно от свекрови, Амалия могла позволить себе не обращать на Полину Сергеевну внимания, тем более что у молодой женщины хватало своих забот. Родился сын, а Александр, получив высокую должность при дворе, стал проводить там куда больше времени, чем раньше. Первое время Амалия находила его отлучки вполне обоснованными, но потом ей стало все труднее переносить постоянное отсутствие мужа. Она знала, что ему среди прочего приходится заниматься и охраной императора – задача весьма непростая, если учитывать, что отец нынешнего государя был убит всего два года назад, в 1881-м. Но когда ты хочешь видеть человека рядом с собой, а он вынужден почти все время проводить на службе, сознание ее важности мало утешает – и совсем не утешает, когда ты молод и влюблен.
Однажды, когда Александру пришлось несколько дней кряду провести в Аничковом дворце при особе императора, Амалия не выдержала и в присутствии свекрови высказала все, что накопилось у нее на душе. Полина Сергеевна выслушала невестку, объявила, что вполне ее понимает, но вряд ли их желание почаще видеть Александра способно что-то изменить в существующем порядке вещей. Может быть, Амалии стоит отвлечься, съездить куда-нибудь – да хотя бы к родственникам самой Полины Сергеевны, которые давно мечтают зазвать ее невестку к себе в гости.
– Его зовут Георгий Алексеевич Киреев, а его жену – Наталья Дмитриевна. Помните, я представляла их вам в день свадьбы? У них имение недалеко от станции Сиверской…
Но Амалия тогда решительно – окончательно и бесповоротно – отказалась ехать к малознакомым людям, да еще на станцию Сиверскую, до которой из Петербурга добираться больше часа.
