Нестерпимо светила луна, и пропустить такую ночь значило обречь себя на долгие сожаления о несвершившемся. Казавшийся прохладным в жаркий летний день, большой кирпичный дом ночью стал отдавать своим обитателям жар, накопленный под яркими лучами Сальваторе, и прохлада ночи уже манила меня буйством запахов, ибо известно: темнота и холод обостряют чувства, а жар и свет – притупляют их. Лучше и не скажешь.
Как всегда, решив действовать, я был нетерпелив, и потревожил Мону, которая спала рядом. Она пошевелилась и было уже проснулась, но Морфей не дал ей ускользнуть так просто из своих объятий. Я же, смирив свои порывы, легко соскользнул на пол, чтобы не потревожить и тенью мою давнюю подругу.
Приоткрытая дверь спальни не скрипнула, пропустив меня в наполненный лучами лунного света коридор, закрытый с противоположной стороны на толстую щеколду. Но этот выход был не нужен, ведь два или три французских окна, выходивших на веранду, были до предела распахнуты, чтобы успеть впустить как можно больше утренней прохлады в дом.
Ее, бедняжку, запустив, запрут до вечера, не замечая, что гостья к полудню уже исчезает, тонкой струйкой исхудавшего тела соскальзывая в подвал. Но nil adsuetudine maius2, на утро приходит новая и, не увидев своей сестрицы, остается с гостеприимными хозяевами обождать потерянную; но и эта к полудню изнемогает.
Уже не таясь, я прошел в средние створки окон. Прозрачная кисея больше не скрывала от меня тайны Царицы ночи, и мы знакомились с ней снова. Наконец я был принят в семью, приемыш на несколько часов, обласканный своей новой патронессой, которая окутала меня своим покровительством и позволила бродить по своему царству и наблюдать за созданиями тени, творящими жизнь свою во тьме.
Соседка, миссис Хопстер, вышедшая по надобности во двор, взвизгнула, увидев, как я перепрыгиваю низкий заборчик между двумя домами. «Пардон мадам, но я предпочитаю in naturalis3,» – пробормотал я, слушая, как она, призывая на помощь всех видимых и невидимых, клянется, что последний раз она терпит это безобразие, а завтра ее муж со мной разберется. Это было неважно, но… не разбудила бы она Мону!
Я быстро проскользнул до выезда из нашего тупичка и, не выбираясь из кустов, дошел до края небольшой площадки, где стояло несколько столиков, и две молодые пары праздновали сиесту. Я потянул носом запах ночи, и с собой он принес pasta marinara и белое кастильское вино. Уммм… умопомрачительно. Sine Cerere et Libero friget Venus4. Я ухмыльнулся. А ведь знают толк.
Я долго просидел в кустах, наблюдая, как молодежь общалась, выясняя, куда им ехать дальше. Лично я не собирался никуда. Здесь и сейчас было великолепно. Молодая женщина бранилась. Quos diligit, castigat5, и ее кавалер привычно не обращал на нее внимания. Наконец трое уехали, оставив мужчину за столиком. Он долго сидел, аккуратно уложив большие и узловатые руки между грязной посудой, и лишь однажды пошевелился проверить, не осталось ли в бутылке вина.
Я поднял взгляд к яростно сиявшему глазу Царицы: «Могущественная, он так невесел, позволь ему прийти в твои объятья и успокоиться?» Ночь молчаливо согласилась, и я, уже не таясь, вышел из своего убежища. Легкой походкой, скользя вдоль лунных лучей, я подошел к одинокому столику и сел напротив мужчины.
Он вздрогнул, увидав своего неожиданного vis-a-vis, но тут же взял себя в руки.
– А, привет, Вергилий!
«привет».
И мы продолжали сидеть молча, изредка встречаясь взглядом. Наконец я почувствовал, что злость и грусть покинули мужчину. Он отклонился на сиденье стула и уже обычным голосом своим спросил:
– Все бродишь по ночам?
«сегодня Ночь позвала меня».
– Да-да, лунища-то какая. Так, погоди, у меня тут осталось…
А вот этого не стоит. Inter pares amicitia6, и, подождав, когда он обернется к тележке с подносами, я быстрым шагом удалился в тень, которую щедро дарила растительность Сальваторе. Пора вернуться к моей ненаглядной Моне.
Я шел домой другой дорогой – той, что вела через рощицу акаций, которую так любили местные ребятишки. Они делали из ее стручков нехитрые какие-то свистульки и таким образом довольно развлекались. Ad usum populi7. Прощай, Ночь! Ты была добра ко мне, и я, как мог, не нарушал твоих законов.
Мона уже, по всей видимости, просыпалась и волновалась, не найдя меня рядом с собою. По крайней мере, она сразу же зашевелилась, когда я вошел в комнату – лишь легкое дрожанье век, легкий вздох, но я заметил. Поторопившись успокоить свою дорогую подругу, я легко вспрыгнул на кровать и подарил мягкий поцелуй, прижавшись своим носом к ее, и тут же улегся бок о бок, вслушиваясь в ее успокаивающееся дыхание.
Моя ненаглядная Мона. Жаль, что кошки не любят так гулять по ночам, как коты. Там, с Ночью, нам тебя недоставало.
