Тайна
– Не говори ему, что я рядом.
– Но он мой папа…
– Пойми, Кристина, они ещё не готовы к тому, чтобы общаться с нами.
– Но я же могу. И они смогут…
– Они- взрослые. Они все воспринимают через законы логики, физики, религии и всего того, что они называют «настоящая жизнь». Они думают, что так верно и они считают, что они счастливы.
– А разве нет? Вот я тоже хочу стать взрослой. Как мама…
– Они меня не видят и не слышат. Потому что не знают кто я и что я. А если увидят, то будут стараться меня убить.
– Ты Шума. Мой друг. Они тебя не тронут…
– Нас было десять. Мы прибыли из ближнего мира.
– Да, ты рассказывал…
– Я тебе ещё не рассказывал, как погибли остальные девять?..
Анжела
– Ты вернешься? -спросила она.
При этом взгляд был такой, что не хотелось думать ни о чем. Ни о заходе в атмосферу, ни о заградительном огне противокосмической обороны, ни о восьми килотоннах в бомболюке, ни о четырех гигаваттах тяговой мощности за спиной. Любое из этого могло сжечь мой хебт в считанные мгновения на веер фотонов.
И я даже не успел бы подумать об Анжеле.
Поэтому хотелось думать о ней сейчас.
И соврать.
Хотя бы сейчас.
– Вернусь, Апельсинчик, -ответил я.
– Не называй меня так, -она бессильно ударила меня кулачком.
– Отдай шлем, -я попытался отвлечь ее, – а то наушники в волосах запутаются…
Она помотала головой, как маленький капризный ребенок. Шлем съехал на бок и закрыл ей пол лица забралом.
– Нет, -криком прошептала она и со всей силы прижалась к моей груди, сжавшись в комок.
– Нет, -еле услышал я.
– Я тебя люблю…
Прощание
Когда взлетела последняя ракета и ее пепельно-серый след вошел в низкие грозовые облака, небо снова сменило свой цвет и над Городом показался слой белых облаков. Грохот взлета отразился от туч и разошелся бледным эхом над развалинами, чтобы совсем растворится в первых солнечных лучах, пробившихся через облака. Тишина, которая осталась после него, мягким куполом накрыла Мизара.
Задание выполнено.
И новых уже не будет.
Силы ушли и внутри осталась одна пустота. Тяжелая, бесцветная и холодная.
Мизар не заботясь о последствиях(каких?) устало осел прямо в грязь и вытянул ноги. Жижа быстра стала затекать в плохо завязанные ботинки, но это было скорее приятно, чем противно. Трофейные брюки завибрировали в области колен и мимикридный узор на мгновение покрылся пиктограммами радиационной опасности. Где-то под слоем грязи, где сейчас сидел Мизар, было что-то угрожающее здоровью.
Мужчина пошевелил носком ботинка, но менять своё место положения не стал.
Через 8 минут все кончится. К чему эта забота о здоровье?
Мизар перевел взгляд на уже бесполезный пульт запуска ракет и с ленивым замахом откинул его от себя. Тот попал в неглубокую лужу и коротко булькнув исчез в ней, оставив над поверхностью черную иглу антенны. Две дюжины мегадоновых боеголовок прорвутся через Осадную Сеть Противника (предположительно: минус два), сделают несколько маневров уклонения (еще минус три), разойдутся в разные стороны, чтобы снова собраться в одну стаю. И уже оттуда нанести удар по континенту Противника.
Как они это сделают-маневры, выброс ложных целей, еще один микропрыжок Мизара уже не интересовало. Ракеты были слишком умные. Их создавали лучшие умы Этой Страны. Все те, кто называл себя учеными, военными, стратегами, программистами, физиками, атомщиками и так далее. Все они за короткий срок смогли воплотить в эти две дюжины ракет все свои знания. Чтобы закончить эту войну.
Не выиграть.
Но закончить.
Потому что победителей не будет.
Совсем.
Это понимали все.
И Противник…
Который так стремился найти эти шахты запуска мегадоновых ракет, что превратил в радиоактивные пепелища все города поблизости …
И Эта Страна…
Которая знала об аналогичном оружии у Противника и несколько дней назад смогла уничтожить его последние крупные города…
Но оба просчитались.
И скоро- уже через семь минут -обе стороны поймут это.
И все исчезнет. Вся злость. Вся ненависть.
А вместе с ними- все эти труды и знания.
Мизар посмотрел на небо. Солнечные лучи уже местами пробивались сквозь белоснежные облака, от чего развалины Последнего Города приобрели резкость на фоне уходящих туч.
Прощай, подумал Мизар, обращаясь неизвестно к кому.
Мы проделали долгий путь.
От камня – до меча…
От стрелы- до ракеты…
От пороха -до мегадона…
От резкого окрика на ветке доисторического дерева-до старта современных ракет…
Солнечный зайчик отразился от грязной лужи и Мизар невольно зажмурился. Прощай…те…
Когда ракеты поразят свою цель, планета Земля превратится в могилу Человечества. И чтобы там не говорили оптимисты в своих бункерах, не выживет никто и ничто. Твердь планеты расколется, а атмосфера сгорит и выпарится…
Брюки снова завибрировали и погасли. Мазар откинулся навзничь и раскинул руки. Жижа затекла ему за воротник и в рукава, обволакивая спину.
Прощай и прости, подумал он, глядя на то, как солнце выходит из-за туч.
Гости
Спустя несколько часов голодного забытья, сумел на миг приоткрыть глаза, чтобы узнать откуда идёт этот раздражающий писк.
Существа стояли посреди остатков его спасательной капсулы, рядом с телом Фрага. Было видно, что пилот со сломанной шеей и вывернутыми при неудачной посадке суставами, не интересовал их. В отличие от все ещё живого Кириана- голодного, обезвоженного и обездвиженного ремнями безопасности катапульты. То, что спасло его несколько дней назад и в любой момент могло превратиться в могилу, сейчас превращалось в главное блюдо на чьем-то экзотическом пиршестве…
Шёпот
Знания, которые шептались в ухо Веры, шли неиссякаемым потоком. Мянкаурчей было трое и говорили они без остановки. Представители древней цивилизации имели раздельные органы для дыхания и гортани. И поэтому могли дышать и говорить почти не прерываясь. Согласно условиям Первого Контакта, им приходилось говорить (если так можно было назвать этот тройной монолог) шепотом. Иначе единственному представителю цивилизации Хомо Сапиенс пришлось бы оглохнуть через пару минут после встречи. И тогда смысл самой встречи был бы потерян как таковой.
“Ученые потом все расшифруют, -в тысячный раз вспоминала Вера фразу Аркадия Дмитриевича, – тебе главное все слушать и не прерывать. Мы все извлечем из твоей памяти, ты только слушай…“
Пряное амбре их тел уже притупилось и на его смену пришел терпкий запах. Он уже ничего не напоминал. Не вызывал никаких ассоциаций.
И если в самом начале он еще мог бы стать частью того, что могло послужить в дальнейшем ремаркой в будущем рапорте Вероники Самойловы (чем-то напоминает кислые щи, уложенные на старые бумажные книги… Вы же помните, как пахнут бумажные книги?..), то сейчас это была просто вонь (я ждала, когда это кончится и думала о людях… Нет, не так. О людях. О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ!). Но это будет потом, думала Вера, стиснув зубы. Я потом все приукрашу.
