В доме было суетно. Скрипели половицы, свистел чайник, со двора доносилось слабое довольное мяуканье только что окотившейся кошки, домашние перекидывались сухими фразами.
– Все готово? – спросил отец.
– Почти, – ответила мать, расставляя на столе глубокие белые тарелки.
Сашка глазел в окно на кисельный закат. Мыслями он был где-то далеко, он и сам не знал где – то ли в другой стране, то ли за ближайшим облаком. Там ему было хорошо. Мальчик чувствовал себя спокойным и сильным. Но из этой мечтательности его выдернул строгий отцовский голос.
– Где твои брат и сестра?
– Не знаю.
– Дурила!
Сашка виновато потупил взгляд. Он уже привык к тому, что его называют дурилой, и это его нисколько не обижало. Наоборот, он старался всячески оправдывать обидное прозвище. Так было проще – меньше спроса.
– Пойду поищу, – с показным энтузиазмом сказал Сашка.
Он не успел подняться с табурета, как хлопнула дверь. Быстрым шагом мимо прошла старшая сестра Настя, широкоплечая плотная девица двадцати лет. Будучи фигуристой, она всячески старалась подчеркнуть большую грудь. Особенно, если в деревню заносило симпатичных парней. Тогда в ход, как козыри, шли обтягивающие топы и блузки. Вещи были старыми, маломерили и превращали Настю в девочку-переростка, на которой не задерживался мужской взгляд. «Простушка», – думали городские. Настя делала вид, что не замечает их безразличия, а ночью безутешно рыдала в подушку.
За сестрой просеменил раскрасневшийся средний брат Сергей, щуплый и невзрачный. Однако он был самолюбив: в нем, как змеи, копошились амбиции. Не так он был прост, как казался, и, зная это, Сашка избегал его. Просто так Сергей ничего не делал. Из всего пытался извлечь выгоду. Прикладывал для этого усилия. Много работал по хозяйству, неукоснительно выполнял родительские просьбы. Для достижения целей не гнушался клеветой и стукачеством.
– Свиней кормили, – отчиталась Настя перед родителями и ужалила Сашку ядовитым взглядом.
– Свиней кормили, – эхом отозвался Сергей.
Отец одобряюще улыбнулся, потрепав среднего сына по голове. Сашка с места не сдвинулся – ждал приглашения. И оно незамедлительно последовало.
– Садитесь уже. Стынет, – буркнула мать, заняв место во главе стола.
На ужин была отварная картошка и курица, зарезанная с утра Сергеем. Все с аппетитом принялись за еду. Только Сашка шевелился медленно, наблюдая за домочадцами. Вот Сережа похож на отца. Настя – на мать, женщину красивую и властную. Обе, несмотря на дородность, обладали тонким длинным овалом лица и взглядом с прищуром. Улыбку венчали одинаковые глубокие ямочки. Сашка не понимал, на кого похож он. У всех были блестящие темно-русые волосы и серые глаза. А у него шевелюра пшеничного цвета и глаза зеленые. Внешне он не имел сходства ни с отцом, ни с матерью. Как уверяла последняя, он был копией какого-то там прапрапрадеда, которого, конечно, никогда не видел. «Может, меня усыновили?» – промелькнула мысль.
– Ешь давай, – повысил голос отец. – Или тебе не нравится?
Папаша всегда хорохорился перед женой. В ее присутствии писклявый голос становился внушительнее и строже. Отчего женщина особенно ласково смотрела на мужа. На ее лице появлялся легкий румянец. Обычно мать краснела, когда злилась. Но сейчас она светилась от счастья, хотя и пыталась скрыть игривое настроение. Лицо, как обычно, было строгим, а улыбка – натянутой, как тетива лука.
Щуплая дохлая фигура отца меркла на фоне дородной, пышущей здоровьем матери. Стоило ей зыркнуть, как голос его опускался на полтона и лишался всякой силы.
– Слышал? – строго посмотрела мать.
– Дурила! – сказал отец, будто дразнил одноклассника.
Сашка с показным усердием впился в куриное бедро. Брат и сестра жевали быстро и неразборчиво.
– Вкусно? – с издевкой спросила Настя.
Сашка, не отрываясь от курицы, часто закивал.
– Скажи спасибо брату. Это он с утра постарался.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Сашка.
– Лучше бы помогал нам по хозяйству, – подражая Насте, съязвил Сережа.
– Правильно отец говорит, что ты дурила, – продолжила нападки Настя.
– Прекратите, – неожиданно вмешалась мать.
– Мам, а что хватит?! Он уже здоровый лоб, ему восемнадцатый годок идет! А он все как ребенок! Ни свиней, ни кур не кормит. Траву не косит. Никакой пользы от него в хозяйстве нет! Максимум ведро воды из колодца принесет. Сидит возле окошка, как ленивый кот, – выпалила Настя.
– Со временем все придет к нему, – успокаивала мать, как-то непривычно посмотрев на Сашку.
– Я согласен с Настей. Надо с ним что-то делать, – вступился Сережа.
Сашка жевал молча. Пусть говорят, что хотят. Он просто другой – не такой, как они.
– Что-нибудь скажешь в свое оправдание? – обратился к нему отец.
– Мне нечего сказать, – Сашка продолжал с показным усердием уплетать ужин.
Настя цыкнула, сжав куриную кость, как рукоятку ножа. Сашка краем глаза заметил, что в ее глазах вспыхнула злость. Она была готова наброситься, как дикая медведица, оберегающая потомство.
– Надо с ним что-то делать, – процедила она.
– Говорю же, прекратите! Ты взрослая умная девушка. Сейчас нам надо думать о другом. Вы знаете о чем, – мать стукнула по столу и многозначительно посмотрела на присутствующих.
Настин пыл поутих. Она, вжав голову в плечи, исподлобья, как-то виновато смотрела на родителей.
– Конечно, мам, знаем. Надо готовиться к ритуалу, – сказала Настя, положив кость на край тарелки.
– Прекрати произносить это слово вслух! – истерично прошипела мать. – Ужин окончен!
Настя и Сережа, так и не наевшись досыта, покорно вышли из-за стола. Сашка остался на месте и как ни в чем не бывало приступил к картошке.
– Дурила! – напоследок бросила Настя.
– Слышишь, что твои брат и сестра говорят? Тебе надо брать с них пример. Раньше шла у тебя на поводу… думала, изменишься. Но сейчас вижу, без нашей помощи этого не случится. Следующий рит… – не договорив, мать осеклась. – В общем, ты понял. Будешь за главного.
У Сашки моментально пропал аппетит. Сухая картошка застряла в горле, отчего он громко закашлял, и непрожеванные куски разлетелись во все стороны.
– Ладно, – наконец, выдавил парень.
Отец посмотрел с одобрением и почти поклялся не называть его дурилой. Сашка встал из-за стола и с таким же усердием, с которым ел, зевнул.
– Спокойной ночи, – сказал он, но родители уже не обращали на него внимания.
Сашка поднялся на любимый чердак. Там всегда было спокойно. Благоухали сухие травы. Заложив руки за голову, он с удовольствием растянулся на старом матрасе. Сашка лежал так, пока из маленького окошка не полился мягкий лунный свет, и думал о словах матери. Он будет проводить ритуал… Чепуха! Он на такое не способен. Да и вообще не хочет идти на поводу ни у матери, ни у отца, ни у глупых традиций. Он сам по себе. Он – дурила!
