Утренняя прохлада проникала сквозь открытое окно. Легкий ветерок качал занавески. Солнце вставало постепенно, словно рождалось заново. Сначала один луч, потом другой ярким светом заполняли пространство. Солнечные зайчики играли на предметах. Птицы давно проснулись и чирикали на все голоса так, что казалось, за окном поселился духовой оркестр. Пахло цветами.
Женька пошевелилась и натянула на себя одеяло, только ноги оставила открытыми. Вставать явно не хотелось. Она перевернулась на другой бок и укуталась в одеяло с головой. Задремала.
Ей приснился сон, будто она быстро скачет на лошади по широкому лугу. Волосы развеваются по ветру, а у нее прямо дух захватывает. Такой простор, небо синее-синее. Душа ликует от восторга.
– Жень-ка! Женька, вставай! – раздался из окна протяжный голос. – Ну, вставай, хватит дрыхнуть, – не унимался Сережка. – Весь утренний клев пропустим. Обещала же!
– Не ной! – нехотя пошевелилась Женька. – Такой интересный сон не дал досмотреть.
Медленно перевернувшись на спину, она сладко потянулась. Открыла глаза. Посмотрела на торчавшую из окна лохматую голову Сережки.
– Не спиться тебе, – заворчала Женька, поднимаясь с кровати.
Надела большие отцовские тапки, накинула на пижаму халат и пошлепала на кухню.
– Так и будешь торчать в окне как истукан? Иди на лавке подожди, – уже через плечо крикнула она Сергею.
По дому разносился соблазнительный запах. Баба Маша с утра пекла хлеб. Женька так любила бабушкин хлеб. Ей казалось, что нет ничего вкуснее, чем отрезать горячую корочку, насыпать на нее сахар и побрызгать водой. Объеденье.
– Бабуль, хлебушек готов? – спросила Женька.
– Сейчас вынимать буду, – ответила баба Маша.
– А ты кудай-то в такую рань?
– Сережка пришел, на рыбалку собрались.
– Не спится вам? – по привычке ворчала баба Маша.
Женька вышла на улицу. Втянула носом свежий воздух. Умылась из бочки прохладной водой. Взбодрилась. На огороде сорвала с грядки четыре огурца, войдя в дом, быстро оделась. Отрезала горбушку свежего горячего хлеба, завернула его в полотенце, туда же огурцы. Завтрак и обед были готовы.
– Поела бы, – снова заворчала бабушка. – Опять на целый день голодная будешь?
– Нет, ба, я там поем, а то Сережка совсем извелся, – сказала на ходу Женя и выбежала на улицу.
Удочка стояла наготове со вчерашнего дня. Женька выкатила велосипед. Повесила на руль бидон.
– Ну, наконец-то, – выдохнул Сережка. – Вечно ты копаешься. Солнце уже посмотри, как высоко. Весь клев пропустили.
– Не ворчи ты, как старый дед. Нашу рыбу никто не поймает.
– Ага, не поймает, – не переставал ворчать Сережка.
Они сели на велосипеды и, бренча бидонами, поехали к озеру.
– Ты червей-то взял? – спросила Женька.
– Издеваешься? Конечно, взял, – шмыгнул носом Серёжка.
Добравшись до озера, ребята заняли свои привычные позиции и начали рыбачить. Клев был хороший, и Женька только успевала кидать карасей в бидон. Как бы ни ворчала бабушка на то, что Женька ходит на рыбалку, а карасей она очень любила. Жарила их как-то по-особенному в сметане и с хрустящей корочкой. Ели их, посыпав зеленым лучком и укропом. К обеду у Женьки был уже полный бидон карасей. Она поставила его в тень и пошла посмотреть, как там дела у Сережки.
– Есть будешь? – спросила Женька.
– Не хочу, – буркнул Сережка.
– Чего бурчишь? – Женька заглянула в бидон. Там плескались пять карасиков. – Понятно! Клев же хороший? – вопросительно посмотрела на друга.
– Кому хороший, а кому и нет, – плаксивым голосом пропищал Сережка.
Ему никак не удавалось понять, как эта рыжая девчонка может так рыбачить. Как бы он ни старался, у него никогда не получалось наловить рыбы больше, чем Женька. Вроде и черви одни, и удочки одинаковые. А было ощущение, что вся рыба как специально попадается только Женьке на крючок.
Женька протянула Сережке кусок хлеба и два огурца, а сама пошла и легла на траву. Она смотрела в синее небо, на котором не было ни облачка. Только птицы белыми точками кружили высоко-высоко.
«Голуби», – подумала Женя и сама не заметила, как задремала.
– Вставай! – толкнул слегка ногой ее Сережка. – Домой пойдем, а то все равно не клюет. Мне еще огород полоть. Мать ругаться будет.
За то время, что Женька спала, ему удалось поймать всего лишь одного карася.
– Брат больше велосипед не даст. Скажет, что толку от меня нет, – ныл Сережка.
Женька вытащила из кустов бидон, полный рыбы, и повесила на руль велосипеда.
Сережка смотрел на нее с завистью. Они ехали домой под скрип педалей велосипеда и молчали.
«Как мальчишки не любят проигрывать», – думала Женька.
Подъезжая к деревне, она остановилась.
– Давай свой бидон, – сказала она Сережке.
– Зачем? – он с удивлением смотрел на неё.
Женька подошла и сняла его бидон. Поставила его на землю и отсыпала в него карасей.
– Так нечестно, – сказал недовольно Сережка.
– Мы не на соревнованиях, а есть всем хочется. Да и куда нам с бабушкой целый бидон. Карасей не солят, а жареные они вкусные, только когда свежие.
– Спасибо, Женя! – благодарно посмотрел на нее Сережка.
Семья у Сережки была большая. Только он пятый ребенок, а за ним еще трое. Мать опять ходила беременная. Жили очень скромно. Своих вещей у него никогда не было. Донашивал одежду за старшими братьями. Штопанную-перештопанную.
Сережка на год старше Жени, но был какой-то маленький, щупленький. В детстве много болел и пошел в школу в восемь лет. Мальчишки всегда над ним издевались, обзывали его, даже били. Он был физически слабенький, но никогда не плакал.
С Женькой они стали дружить после одного случая. Просто неразлейвода.
Однажды весной Женя возвращалась из школы домой. Пройдя через огороды, вышла на улицу. Рядом с ее домом был старый заброшенный дом. Проходя мимо, она услышала возню во дворе.
Заглянув за угол, она увидела неприятную картину. Сережка стоял на коленях весь в пыли и грязи, из носа текла кровь, губа разбита. Воротник рубахи оторван. Вокруг него четверо пацанов.
– Говори, что ты оборванец, а мать твоя – сука брюхатая, – сказал Генка и толкнул Сережку ногой.