«Don’t play what’s there, play what’s not there».
Miles Davis
– Пауки – говорит Мартин Лютый Сублингвист, – знают толк в джазе, шесть синкопированных шагов, ♫ ♫ ♫, акцент! __________ пауза (которую они могут вытягивать в минуты… считаю: 7_________ 29___________ 38______________ 62); жду его соло —
П
А
С
С
А
Ж
и глаза приподняты на теплый угол.
– А ты не думал, пока ты высматривал паучьи линии, и давал счет его сотрясающему точечному джазу, наверное, 16—ые стаккато, не так ли? – уточняет Лоренцо.
– Стой, стой, Дэвис или Гиллеспи?
– Как—то громко он бьет для такого маленького арахнида, в 33 м² или вернее в 33 метра надломленной перспективы пикассовым воображением, но мы ведь слышим?
– Безусловно.
Оглядывая комнату: деревянный пол, типичный терракотовый окрас, одна огромная совковсковских времен пружинистая кровать, деревянное окно с видом на яблони и пурпурную синь, двое путешественников над которыми одинокой грушей висит лампочка. Они пристально глядят в белые стены, что слегка блеют фиолетовым оттенком, напоминающий дальний горизонт на пару миль от Килиманджаро. Если в них долго всматриваться, вы узнаете о мире больше, нежели у царя Соломона, но мало спросить, нужно еще съесть свое сознание, а тогда…
– Товарищ капитан, мы отплываем к порту Печень, цель экспедиции – исследование фундаментальных теорий квантовой физики, а дальше по уровням химия, биология недоумевающих сознанием видов и т. д. Конечный итог – распад вещества.
– А вот слушай Лоренцо, яблоко совершено?
– Совершенство есть совершенство совершенства совершенство.
– Диагноз?
– Нет! поэзия!
Пафосная палуба, – то есть пустая комната с кроватью, боцманом и его Джеймсом Куком, накрывается очередной волной, и превращается в сцену полу-венецианский кабинет с викторианской мебелью и античными декорациями.
Л и ц о п е р в о е:
(человек в красном халатеголосом палача)
Бред бормочет
над тобою —
ты бессилен
ты порочен
недостоин
даже точки
чистого листа.
Л и ц о в т о р о е:
(человек в белом халатесо стремительностью Прометея освобожденного)
Нет! и нет! и нет! —
мой яростный ответ,
я сумею
разорвать вас,
ржавые оковы
страданий бесконечных,
закончив
все бессмысленные споры,
про истину
и бога.
Да грянет, гром!
(где—то вдалеке заиграли первые 3 ноты «Smoke on the water», 2—ое лицо окружают духи в черных одеждах)
Л и ц о п е р в о е:
(насмешливо)
Бред бормочет
Над тобою —
Это голос рока.
Х о р:
Он не знает,
Он не может,
пациент палаты разум.
– Баста! – завопил Мартин, в момент вся бутафорность исчезла, они вернулись обратно в свою палату.
– Послушай, яблоко как символ из бородатой сказки про этих самых… как их?
– Гусениц?
– Нет, вроде бабочек или гусениц, не знаю, а может драконов – ища в потемках памяти, более древние, чем пыль на бороде Моисея, воспоминания – Мартин бросает резкий взгляд в потолочный справочник, – точно, вспомнил! Лоренцо хлопает в ладоши, и переключает свое внимание с импровизации восьмилапого Гиллеспи на грибного проповедника.
– Давным—давно, когда еще не существовало иллюзий, Великое Сознание Пустоты решило изменить реальность. – Мартин принял позу великодушного, но скромного мессии. Из окна падал слабый свет на образ сказателя, придавая ему священности, будто нимб! засиял над Мартином, упоротым и преподобным! Над 13-ым апостолом, которого стерли из сознания людей, но он то знает.
Откровения 13-ого апостола (из книги Упоротья)
1.В начале Сознание Пустоты сотворило небо и землю. 2 Земля же была не пикселизированна и бесцветна, и тьма над бездною, и Сознание Пустоты носилось над водою.
3.И сказало Сознание Пустоты: да будет свет. И стал свет. 4. И увидело Сознание Пустоты, что свет хорош, и отделило его, при помощи контраста, от тьмы. 5. И назвало Сознание Пустоты свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: первая пикселизация.
6.И сказало Сознание Пустоты: да будет твердь посреди воды и да отделяет она воду от воды (опять же при помощи контраста) и так дальше, бла—бла-бла… Ведь самое интересное началось, чуть позже, по дикой случайности, создало оно какое—то обреченное самосознанием существо, нарекаемое нынче, человек, и дало ему на скидку Лилит, так как с одной было невпопад, дало оно ему еще под ребро Евой, а далее, всем все известно… ну, по—крайне мере некто, в это верит. На востоке же от человеков, был один очаровательный сад, где прорастали гавайские розы, маки, кока, дурман, каннабиноловые пальмы и много, просто жуть, как много, псилоцибиновых грибочков, было бы неловко, непонятно? зачем? и для кого? но Великое Сознание Пустоты быстро схватило эти мысли и создало двух бабочек: Грибоедку и Нектаринку. Эти бабочки были особенны, так как у них не было цикла превращений, они всегда были имаго, и к тому же бессмертны. Вот одно типичное их утро:
– Привет Грибоедка!
– Привет Нектаринка!
– Пойдем на псилоцибиновый завтрак?
– Ты же знаешь, я не создана для этого, я могу питаться только нектарами.
– Эх, жаль, мне бы тоже хотелось попробовать твой королевский завтрак из коки и морфина.
– Второго не дано.
– Не дано.
Они разлетаются по своим рассадам, и к обеду сходятся на Холме Бездумья, где они, на протяжении четырех часов машут в такт крыльями Пустоте – Пустота же дышит тишиной и безмолвием, беспристрастием к своим созданиям, а если вы находите в мире случаи проведения чего—то выше, помните слово детерминизм и силу вашей веры. И может уже завтра снизойдет на вас счастье со вкусом удачи, всего немножко, просто поверьте.
Бабочки же были свободны, от всякого рода вер и поверий, они просто были, зачем им еще какой—то, в чем—то смысл: с утра морфин, в обед кокаин. И жили они так тысячу лет, и еще один год, перед тем как Великое Сознание Пустоты не построило в саду публичную библиотеку, прикрепив над входной дверью табличку:
☝НЕ ЛЕЗЬ ОСОЗНАЕШЬ!
И сказало оно им: «Не ходить туда! Не думать, оставить все сомнения (но ведь, говоря слово «сомнение», вы уже его сеете). Так, как вы и ожидаете, да, читатель, их занесло попутными ветрами сомнения, в библиотеку, где их встретил, роковой библиотекарь с предложением почитать: Камю, Ницше, Сартра, Кьеркегор, и прочую рассаду черных мыслей. И познали они истину, которая свела их с ума. О горе! Жгучий яд экзистенциализма отравил их, они осознали себя, отчего им стало скучно их наркотическое существование.
