1. Глава 1
Канун Рождества
«Ты меня помнишь? Я беременная».
Хм. Так не годится. Невежливо. Правильно будет поздороваться.
«Привет. Ты меня помнишь? Я беременная».
Нет, так тоже не годится. Вдруг он скажет, что не помнит? Надо быть уверенной и не начинать разговор с глупых вопросов.
А что если так:
«Привет, Артем! Я Алена, которая Плохая, помнишь меня? Послушай, я беременная».
Ну, уже лучше. Тут и «нет» не скажешь. Разве можно кого-то забыть с такой фамилией?
Покажите мне таких, я, к примеру, за всю жизнь не встретила. А Плохая я уже восемнадцать лет. То есть, с рождения.
Нет, пожалуй, лучше не переспрашивать. Просто сказать «я Плохая» и все.
«Привет, Артем! Я Алена Плохая. И я беременная».
Черт, звучит как приветственная фраза на собрании Общества Анонимных Алкоголиков.
«Привет. Я Гриша, и я алкоголик. Я пил двадцать лет».
Это я в фильмах видела, не вживую, я алкоголь не переношу, а сейчас мне тем более нельзя. Но вдруг у Асадова тоже возникнет такая ассоциация? Как любит говорить наш преподаватель по психологии, ассоциативный ряд.
Откуда взялась такая ассоциация, можно не спрашивать. Отовсюду.
Вокруг разливаются дразнящие запахи гвоздики, ванили и корицы, которыми у меня пропитались даже шарфик с рукавичками. А как им не пропитаться, если я стою в самом центре самого роскошного Рождественского базара Вены?
Ратушная площадь сияет рождественской иллюминацией. Нарядные киоски как под гипнозом манят горами сладостей, подарков и сувениров.
Украшено абсолютно все вокруг — каждое деревце, каждый кустик, каждый столб. Гирляндами, фонариками, мерцающей елочной мишурой, сказочными фигурками.
На каждом шагу продается горячий пунш, это он мне так пахнет. Местные жители убеждены, что его рецепт в Австрию привез Моцарт. Вот только попробовать пунш мне не светит, в моем положении его можно только нюхать.
Так что бедняга Моцарт зря так надрывался.
Перехватываю неудобный живот и несколько раз втягиваю носом умопомрачительные запахи. Хорошо, хоть есть можно. Еда здесь какая хочешь, на любой вкус.
Венские колбаски и сыры, пряники и шоколад. Печеные каштаны, жареный миндаль, сырные палочки и рождественские крендели. И обязательные венские вафли с марципанами.
Все это пахнет так, что у меня желудок сводит. И слюнки текут. Как же есть хочется, елочки-иголочки...
Но деньгами я разбрасываться не могу, у меня все финансы строго расписаны и распланированы. Из суммы, которую я выделила на сегодняшний вечер, денег осталось только на что-то одно — или на пряник, или на марципан.
Вечерний каток, больше похожий на лабиринт, зажигается яркими огнями, а я стою возле киоска от благотворительного фонда Артема Асадова и размышляю, как сделать так, чтобы его охрана не приняла меня за попрошайку.
Высчитываю в уме, сколько получится сэкономить, если завтра весь день ходить пешком. Тогда хватит и на пряник, и на марципан. Устрою себе и девчонкам настоящее Рождество!
Настроение поднимается, все-таки праздничная атмосфера понемногу передается и затягивает. Единственное, я так и не решила, как начать разговор с Асадовым.
Мне нужно, чтобы он меня вспомнил. Только времени у меня будет мало, и шансов закончить фразу «помнишь, ты перепутал меня с девушкой друга, а я тебя приняла за уборщика?» практически нет.
Скорее всего, получится дойти максимум до «друга», дальше придется общаться с охраной.
И тут меня озаряет. А что, если использовать метод якорения?
Вспоминаю все, что нам успели начитать по психологии, и усиленно думаю.
Что из нашего прошлого может сработать как спусковой крючок? Что может сыграть роль якоря? О чем была его последняя фраза?
Таблетки, точно. Когда все прояснилось, Асадов дал мне таблетки экстренной контрацепции, и даже проследил, чтобы я их выпила.
Я выпила. Результат налицо.
Почему? Откуда я знаю. Может, они просроченные были.
Так, Алена, соберись.
«Привет, Артем! Я Алена Плохая, а твои таблетки полный отстой!»
К вечеру холодает. Прячу руки и поначалу переминаюсь с ноги на ногу, а затем уже вовсю пританцовываю под «A Holly Jolly Christmas».
Где его носит, этого Асадова? Может, он передумал приезжать на ярмарку?
Если так, то у меня нет шансов с ним встретиться, никаких. Пробиться к Артему Асадову таким как я можно разве что бросившись под колеса его машины.
А я не могу, у меня дети. Дочки.
Я случайно услышала, как продавцы в киоске говорили, что учредитель фонда сегодня приедет на ярмарку. И вот выглядываю его уже второй час. Между прочим, холодно...
«Привет, Артем! Я Алена. Твои таблетки не сработали».
Неплохо. Можно сказать, даже хорошо.
Внезапно замечаю высокую фигуру в полупальто на расстоянии всего лишь каких-то несколько метров и словно врастаю в землю.
Я никогда не видела его в полупальто. В футболке видела, в рубашке, в костюме. В плавательных шортах видела. И без них тоже...
Сердце делает кульбит, несколько раз беспомощно трепыхается и замирает. Потому что к киоску с рождественскими сувенирами от благотворительного фонда миллиардера Асадова приближается Артем Асадов. Отец моих девочек.
Пять месяцев назад
— Аль, ну пожалуйста, поехали со мной, — ноет Янка. — Ну что тебе дома делать?
— Готовиться к тестированию, — отвечаю я, и подруга сразу киснет. — Или ты не хочешь попасть в программу по обмену студентами?
— Хочу. Но не попаду. Я не сдам эти тесты, Алька, не знаю, для кого они их писали. Для вундеркиндов.
— Я не вундеркинд, — отвечаю невозмутимо, — но я верю, что у меня получится.
— Сравнила! — хмыкает Янка. — Ты только то и делаешь, что учишься.
— Я поставила себе цель, — говорю ей, — я должна попасть в эту программу. А для этого приходится много заниматься.
— Ну и занимайся, кто тебе не дает. Но хоть один выходной ты же можешь пропустить?
Я задумываюсь. В принципе, Янка права, устроить выходной можно. Тем более, можно взять с собой учебник и почитать в загородном доме ее дяди. Двоюродного, как она говорит.
А подруга не перестает канючить:
— Там вокруг лес, соседи все такие крутые. Одной мне стремно. А дядька так просил пожить у них, присмотреть за домом!
— Зачем за ним присматривать? — удивляюсь я. — Ты сказала, твой дядя миллионер. Он не может поставить сигнализацию и видео камеры?
Янка странно мнется, затем выдает:
— Может. Конечно может! Дом под охраной. Но ты знаешь, как эти старики, ему надо, чтобы там кто-то жил. Ему так спокойнее.
— Старик? Разве твой дядя старый? Сколько ему лет?
— Пятьдесят. Он же двоюродный, у них с мамой большая разница в возрасте. Еще и противный такой...
— Раз противный, зачем тебе с ними общаться? — непонимающе спрашиваю я. Уж мне ли не знать, что такое родственники, от которых тошнит.
— Мама попросила. А как я ей откажу? Ну, Аля, ну Алечка, поехали со мной...
