Двери клуба распахнулись, и молодой человек в прекрасно сшитом костюме, спустившись по ступенькам, направился к западу. Прохожему показалось бы, что взгляд его напряжен и зорок, как у африканского охотника; показалось бы – и не зря. Мартышка Твистлтон шел к Хоресу Пендлбери-Давенпорту, чтобы занять двести фунтов.
Если вы идете к Хоресу от клуба «Трутни», вы спуститесь по Хэй-хилл, минуете Беркли-сквер и по Маунт-стрит, а там по Парк-лейн доберетесь до его дома. И впрямь, минут через десять Уэбстер, слуга Давенпорта, открывал Мартышке дверь.
– Пип-пип! – сказал гость. – Хозяин дома?
– Нет, сэр. На уроке танцев.
– Можно, я войду?
– Конечно, сэр. Пожалуйста, сюда. В гостиной небольшой беспорядок.
– Убираете?
– Нет, сэр. Герцог Данстабл переломал мебель кочергой.
Мы не скажем, что гость удивился; мало того – мы не скажем, что он испугался. Странности дяди Алариха нередко служили темой дружеских бесед, тем более что у Мартышки был и свой дядя, тоже странный. Рассказы о герцоге он слушал примерно так, как слушал бы Ной жалобы на легкий дождик.
– Почему?
– Мне кажется, сэр, что герцога что-то огорчило.
Мартышка решил, что это вполне возможно, и пошел в небольшую комнатку, носившую громкое имя библиотеки, где стал смотреть в окно на Парк-лейн.
Веселого там было немного. Весна, как все английские весны, не могла по глупости выбрать между нежнейшим воздуха теплом[2], любезным поэту, и вполне зимней прохладой. Только что все сверкало, теперь – почему-то мело, и Мартышка заскучал.
Хорес собирался жениться на его сестре, но достаточно ли этого для двух сотен? Нет, недостаточно, думал он, отходя от окна и принимаясь шагать по комнате.
Если вы шагаете по так называемой библиотеке квартиры номер 52, вы рано или поздно наткнетесь на письменный стол. Наткнувшись на него, Мартышка заметил кое-что интересное, а именно – кончик листка, торчащий из-под пресс-папье, а на нем – загадочную подпись: «Клод Плум (частный сыщик)».
Слова эти потрясли Мартышку так, словно он увидел на полу баронета с восточным кинжалом под лопаткой. Обычно он чужих писем не читал, но тут не устоял бы и рыцарь.
Прочитал он повесть, вернее – сагу о какой-то особе N. Автор, то есть частный сыщик, буквально не мог с ней расстаться.
Жила она за границей, ходила в казино, словом – была из тех, кто непрестанно ищет наслаждений. Она не помогала бедным и не размышляла о политике. Когда ей случалось презреть казино, она игр. в тенн. (11–17.00), обед, с 3 др. (2 м., 1 ж.), езд. в Монтрёй с 1 м. или посещ. рест., с 4 м., 4 ж., где задерж. до поздней ночи. Просто напрашивалось выражение «прожигает жизнь». Писал этот Плум хорошо, выразительно, но не совсем понятно, как Роберт Браунинг.
Мартышка стал читать в третий раз, когда во входной двери заворочался ключ, и он едва успел сунуть листок на место. Вошел высокий, но очень узкий человек. Вытянув Хореса в длину, о ширине природа забыла; и если бы его увидел Евклид, он бы шепнул приятелю: «Смотри осторожней, он обидится! Вот тебе моя прямая».
Высоко вверху было и лицо, такое приветливое, что Мартышка решился.
– Ку-ку! – заметил он не без живости.
– Привет. Про дядю слышал?
– Да. Уэбстер полагает, что он расстроился. Так это?
– Так. Он едет в деревню, хотел взять Бакстера. Это его секретарь. А тот не может. Собирает материалы для истории рода. Дядя на ней свихнулся. Кроме того, с Рикки что-то вышло. И здесь, у меня, суфле расползлось, как больной кисель. Когда мы пили кофе, дядя сказал, что поеду я, а я не могу. Ну, тут и началось.
– Почему ты не можешь?
– У меня уроки.
– Да, я как раз хотел спросить. Что это?
– Валерия требует, чтобы я научился танцевать. Она говорит, я как верблюд с мозолями.
Мартышке этот образ понравился.
– Успехи есть?
– Вроде да. Полли берет меня завтра на бал-маскарад, оденусь бойскаутом. Хорошо бы взять и Валерию, то-то удивится!
– А разве она не в Лё Тукэ?
– Сегодня прилетает.
– Ясно. Скажи, а кто это – Полли?
– Моя учительница. Нас познакомил Рикки. Полли Плум.
Жалость пронзила Мартышку. Он пытался что-то делать в суде и очень страдал, но по сравнению с этой Полли – просто благодушествовал. Хуже всего, подумал он, что Хорес такой высокий. Его бы разделить пополам, тогда и учи.
– Плум? А она не связана с сыщиком?
– Дочь. Откуда ты его знаешь?
Мартышка смутился.
– Да так, – проговорил он, – случайно заметил бумажку…
– Я бы просил не читать моих писем.
– На что они мне? Но это не письмо, бумага какая-то. Все-таки я юрист. Могу посоветовать.
– А теперь ты скажешь Валерии!
Мартышка прозрел.
– О Господи! – воскликнул он. – Вот это что такое!
Он строго поджал губы – конечно, не слишком строго, деньги занять надо, но и не без того.
– Знаю, все знаю, – сказал Хорес, – но ты войди в положение. Туда поехал на несколько дней почти весь наш клуб. Восемьдесят семь трутней! И где? На французском курорте, с его нравами. А тут Полли говорит, что ее отец – сыщик. Можно устоять, а? Мартышка, я тебя умоляю, не проговорись Валерии! Она очень чувствительная. Лучшая из женщин, это да, но чуть что – обижается. Так не скажешь?
Мартышка все понял и простил.
– Конечно, старик, конечно. Разве я стану губить лучшего друга? Кстати, ты не мог бы… ну, это… в общем…
– Мистер Клод Плум, – доложил Уэбстер.
Мартышка полагал, что сыщиков отличают ястребиный профиль, орлиный взор и повадки леопарда, а потому удивился. У ястреба нет подбородка, тем более двух. Леопард гибок. Наконец, ни у одного орла не бывает тусклых глаз, затянутых какой-то пленкой. Бывают они у людей, скрывающих свои мысли.
Словом, сыщик оказался круглым и лысым, словно букмекер или мелкий актер. Как ни странно, он побывал и тем и этим.
– Добрый вечер, мистер Давенпорт, – сказал он.
– Здравствуйте, мистер Плум. Когда вернулись?
– Вчера вечером. А с утра решил – пойду-ка я доложу остальное.
– Есть что-то еще?
– А то как же! Значит, когда вы освободитесь…
– Ничего, ничего. Мистер Твистлтон все знает. Он… гх… хм… брат особы N.
– Мистер Твистлтон? – оживился сыщик. – Тогда вы племянник лорда Икенхема?
– Да, он мой дядя.
– Прекрасный человек! Таких теперь нет! Старая школа.
– Да, – согласился Мартышка, немного удивляясь, – человек он хороший, только не в себе. Вы с ним знакомы?
– Еще бы! Это он дал мне деньги на контору. Ах ты, как получается! Он деньги дал, а я за племянницей слежу.
– Удивительно, – сказал Мартышка.
– Где там, просто жуть! – сказал Плум.
– Тесен мир.
– Еще как тесен.
Хоресу надоела философская беседа.
– Вы собирались сделать отчет, – напомнил он.
– И верно! Ну, дело плохо. 19 апреля, то есть вчера, особа N позавтракала в ресторане «Пикарди» с двумя женщинами, тремя мужчинами и направилась к полю, где начала игру в гольф. У четырнадцатой лунки… Вы представляете себе тамошнее поле?
