– Вот ваш кабинет, входите, – сказал заведующий психиатрической клиники, пропуская меня вперед. – Телефон, компьютер, два кресла: одно для вас, другое для пациента. Если хотите, Виктор, можете переставить стол в другое место, как вам удобно. Но только так, чтобы вам, как психотерапевту, в случае ЧП был свободен доступ к двери, чтобы пациент не смог вам заблокировать выход. Кстати, в столе внизу, вот здесь, видите, имеется кнопка тревожной сигнализации. Не забудьте проверить, работает ли она. У нас здесь, в общем, безопасно, но все-таки меры предосторожности надо соблюдать. Психиатрическая клиника – нужно быть готовым ко всему.
– Да-да, понимаю. Я ведь не новичок, уже имею небольшой опыт в этой области: год работал в амбулаторной клинике в Гарлеме, а прошлую интернатуру проходил в психбольнице госпиталя «Bellevue», повидал и там кое-что, – ответил я, осматривая свой новый кабинет, где мне предстояло работать целый год.
Я снял телефонную трубку, чтобы убедиться, что телефон подключен; затем выдвинул и задвинул обратно верхний ящик стола.
– Ручки, папки, короче, всю канцелярию возьмете у секретарши, – сказал заведующий.
– Спасибо, – поблагодарил я, садясь в черное кресло с высокой спинкой. Нажал рычажок под сиденьем, чтобы отрегулировать высоту.
– Вы уже готовы принимать пациентов? – пошутил заведующий.
Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет вошла…
– Виктор, разрешите вам представить миссис Дженнифер Леви. Она будет вашим супервайзером в течение года, – сказал заведующий.
Я поднялся и шагнул навстречу вошедшей женщине – невысокой, в белом врачебном халате, в красной шляпке, из-под которой струились невероятной красоты черные волосы. На вид ей было около сорока трех. Я протянул руку, тут же усомнившись, правильно ли сделал, – может ли незнакомый мужчина, не еврей, пожимать руку ортодоксальной еврейке? Но пожатие состоялось, ее маленькая ручка нырнула в мою ладонь и мгновенно оттуда выскользнула.
– Дженнифер – психотерапевт с многолетним стажем. Не сомневаюсь, что вы с ней сработаетесь и наберетесь у нее ценного опыта, – сказал заведующий.
– Конечно, сработаемся. Да, Виктор? И называйте меня просто – Джен.
* * *
Так начались моя последняя интернатура и последний год учебы в Институте гуманитарных наук.
Нужно заметить, что я уже имел диплом по специальности маркетинга и бизнес-администратора, окончив когда-то институт в Москве. Даже успел несколько лет поработать в отделе маркетинга крупной фирмы в Москве. Хотя всегда знал, что бизнес и маркетинг – не мое призвание.
Жена у меня была кандидатом наук по биологии. Ее пригласили в лабораторию Колумбийского университета, пообещав добиться для нас обоих сперва рабочих виз, а потом и гринкарт. После долгих колебаний я согласился.
Очутившись в Нью-Йорке, жена с утра до вечера работала в лаборатории, потрошила там подопытных кроликов и крыс, изучая генные мутации. Я же безуспешно искал себе применение то в фирмах по продаже недвижимости, то в рекламных агентствах. Зарабатывал гроши. Семейная жизнь из-за этого разладилась, и мы развелись.
Помню, в день после развода меня охватило странное безразличие. Словно из жизни выдернули какую-то ниточку и разошелся шовчик. И теперь этот шовчик будет расползаться неимоверно быстро.
О, надо, надо было остаться одному, чтобы гром грянул и я, наконец, проснулся! Довольно же себе морочить голову, – думал я. Нужно вернуться в Россию. В Москву! В Москву! Там – родные, приятели, квартира. Все знакомо, все свое…
Вечером я выдул бутылку водки и пустился бродить по Манхэттену. Не помню, как очутился возле Нью-Йоркского Института гуманитарных наук. Перед зданием тянулась березовая аллейка, неподалеку возвышался величественный собор святых апостолов Петра и Павла. Это место мне всегда чем-то напоминало Москву. Даже небо в рваных серых тучах в тот вечер было московским. Ну, и водка тоже усилила такое впечатление.
Большими золотистыми буквами на белой мраморной доске, висевшей на стене здания, были начертаны названия наук, которые в этом институте изучают: «Право. Богословие. Психология и Психотерапия».
Я попросил у прохожего сигарету. Курил и смотрел, как из дверей здания выходят студенты. Должно быть, только что закончился последний класс. Одни спешили к станции метро. Другие шли вместе с преподавателями, наверняка жаловались на обстоятельства личной жизни, которые помешали им подготовиться к экзамену.
Мне на миг почудилось, что я вернулся в свои студенческие годы…
Сколько раз я проходил мимо этого здания? Раз сто, не меньше. Куда же глаза мои смотрели до сих пор?!
…Учебная программа была рассчитана на четыре года, но я решил поднапрячься и в усиленном режиме закончить за три. В рамках программы обязательным было и прохождение интернатуры в различных психиатрических лечебницах. Чтобы сэкономить время и силы, я оставил работу, снял крохотную квартирку на окраине города и жил в долг, взяв в банке крупную ссуду.
На сей раз я не ошибся: за два года ни разу не пожалел, что сделал этот выбор, решив стать психотерапевтом.
Вот, собственно, короткая предыстория моего появления в амбулаторной психиатрической клинике госпиталя «Новый Свет».
Итак, «просто» Джен.
Она была чрезвычайно обаятельна и фигуриста. При этом еще и умна. В клинике ходила в обычной одежде, как все сотрудники, а ее белый врачебный халат висел на вешалке, на случай, если нужно было идти в «Психиатрическую скорую» или психбольницу.
Будучи еврейкой, исповедующей, если не ошибаюсь, иудаизм консервативного (умеренного) толка, на работе она никак не афишировала свою религиозность. Единственное, что выдавало в Джен иудейку, это – шляпка, которую она никогда не снимала.
В ее кабинете тоже все было строго профессионально. Исключением, выбивающимся из врачебного антуража, была висевшая на стене небольшая репродукция известной картины Дега «Прима-балерина на сцене». Из чего можно было заключить о пристрастии Джен либо к живописи Дега, либо к балету.
Ее простота в общении, открытость были маской, вернее, профессиональным стилем. Как зимнее солнце, доктор Дженнифер дарила свою милую улыбку и коллегам, и пациентам. Но, если требовала ситуация, Джен умела и хмуриться, и сокрушенно вздыхать. Я не мог понять, когда она остается безразличной, лишь мастерски изображая эти чувства, а когда в самом деле сопереживает.
Весь этот набор технических средств в полной мере она применяла и ко мне. Раз в неделю в своем кабинете она выслушивала мои комментарии о проведенных сессиях, и мы вместе разбирали дела больных. Обычно в это время Джен внимательно рассматривала свой маникюр, свое лицо в зеркальце, разговаривала по телефону со своими родственниками. Частенько наши беседы прерывал визитами… Марк Шварц – заведующий отделением отоларингологии, которое находилось на пятом этаже, в том же корпусе, что и наше.
