Четырехмоторный лайнер «Президент» ушел в воздух с аэропорта Ла-Гардиа точно по расписанию – в два часа тридцать минут пополуночи.
Высокий трап, украшенный эмблемой Панамериканской линии – крылатым глобусом, – был убран, овальная дверца в фюзеляже задраена; провожающие стояли в стороне, за барьером, не отрывая глаз от серебряного чудовища, освещенного прожекторами. По сигналу диспетчера с контрольной башни аэропорта дрогнули и медленно завертелись гигантские четырехлопастные винты, над группой провожающих заметались платочки, ветер скомкал и погнал по бетону оброненную кем-то газету. Потом мелькающие все быстрее лопасти слились в туманные диски, рокот моторов усилился и перешел в протяжный громовой раскат. Провожающие смеялись, что-то кричали, закрывая уши ладонями. На концах крыльев лайнера вспыхнули красный и зеленый ходовые огни, он тяжело тронулся с места и, набирая скорость, покатился по взлетной дорожке.
В рубке управления было темно, лишь остро светились зеленым фосфором стрелки приборов да мигали разноцветные индикаторные лампочки. Свет мощной носовой фары, отражаясь от белого бетона дорожки, слабо освещал напряженные лица обоих пилотов в фуражках морского образца, примятых дужками радионаушников. Мелькающие бетонные плиты слились в сплошную белую ленту, стрелка указателя скорости медленно ползла вправо по циферблату, проходя одно светящееся деление за другим. Еще секунда – и огромная машина едва ощутимым упругим толчком отделилась от земли и повисла в воздухе.
В пассажирском салоне, надежно изолированном от рева моторов, холода разреженных высот и колебаний атмосферного давления, мягким опаловым светом сияли белые потолочные плафоны, слышалась приглушенная музыка и негромкие голоса пассажиров. Некоторые, прильнув к иллюминаторам, смотрели вниз – туда, где разворачивалось и уплывало во мрак бескрайное электрическое зарево ночного Нью-Йорка; другие, слишком уже привыкшие к отлетам и приземлениям во всех точках земного шара и в любое время суток, равнодушно листали пестрые брошюрки с расписанием рейса, правилами поведения в полете и рекламами туристских компаний и отелей или, откинув спинку своего кресла, просто готовились проспать большую часть рейса. Лайнер шел по маршруту Нью-Йорк – Гватемала – Лима – Сантьяго – Рио-де-Жанейро; почти девять тысяч миль – редкая возможность отоспаться для делового человека, давно уже принесшего отдых в жертву ненасытному богу бизнеса.
Стюардесса в ловком мундирчике и кокетливо сдвинутой набекрень пилотке, украшенной тем же крылатым глобусом и буквами «ПАА», шла по проходу между креслами, делая пометки в списке пассажиров.
– Мисс Монсон, – остановилась она возле кресла номер 46, – вы летите до Гватемала-Сити, не так ли?
Девушка, смотревшая в иллюминатор, обернулась и рассеянно вскинула брови. С ее миловидного лица несколько мальчишеского склада, с крупным ртом и слегка выдающимися скулами, не сразу сбежало отсутствующее выражение.
– Простите? Ах, да, совершенно верно, до Гватемалы…
– Отлично! – Стюардесса профессионально улыбнулась и поставила в списке птичку. – Мы прибываем туда в девять пятьдесят, мисс Монсон, но вы, если пожелаете, успеете еще позавтракать на борту. Ранний ленч будет подан в восемь ноль ноль…
– Спасибо. Я еще не знаю, может быть, и позавтракаю… Вообще я не люблю есть в полете.
– Как вам будет угодно, мисс Монсон. «Пан-Америкэн» славится своим обслуживаньем, вы знаете. На борту наших лайнеров можно позавтракать не хуже, чем в любом первоклассном ресторане на земле.
– Вы меня почти убедили, – улыбнулась пассажирка, – придется попробовать.
– Как вам будет угодно, – повторила стюардесса. – Вы успели ознакомиться с инструкциями, мисс Монсон? Общее освещение будет выключено через полчаса, но для чтения вы сможете пользоваться индивидуальным – вот эта кнопка на подлокотнике. А этим рычажком вы придаете нужный наклон спинке кресла-кушетки…
– Спасибо, я уже летала. Благодарю вас.
– Спокойной ночи, мисс Монсон. Если вам что-либо понадобится – кнопка вызова находится рядом с выключателем индивидуального освещения.
– Ко мне вопросов не будет? – проворчал пожилой костлявый пассажир, сидящий рядом с девушкой.
– О нет, мистер… – стюардесса бросила быстрый взгляд на список, – Флойд, к вам не будет. Вы ведь следуете до Сантьяго?
– Именно, – мрачно подтвердил мистер Флойд. – К сожалению, мне на вашей посудине придется и завтракать, и обедать, и ужинать.
– О, вы об этом не пожалеете, – ослепительно улыбнулась стюардесса. – Спокойной ночи, мистер Флойд!
– Черта с два не пожалею, – буркнул ворчливый пассажир ей вслед. – Знаю я эту бортовую кухню… Впрочем, и южноамериканская не лучше – все перец, перец… Ешь и держи наготове огнетушитель. Вы вот сами увидите, – обратился он к своей соседке. – В первый раз в Латинскую Америку?
– Кто, я? – рассеянно переспросила та, снова отрываясь от иллюминатора. – Нет, что вы, я ведь там родилась…
– В Гватемале? – удивился Флойд. – Вот не сказал бы! Но, разумеется, ваши родители…
– Отец – настоящий гватемалец, – предупредила девушка его вопрос. – Почему вас это удивляет? Из-за этого?
Она улыбнулась и поднесла руку к прическе: волосы ее и в самом деле мало подходили для уроженки Гватемалы – странного пепельно-золотистого оттенка, они казались светлее загорелой кожи.
– Из-за всего, – пожал плечами Флойд. – Блондинку с коротким носом и серыми глазами так же трудно вообразить себе на Панамском перешейке, как негра на Аляске. Исключая туристок.
– В моей крови есть примесь европейской. По материнской линии.
– Это другое дело! – Флойд опустил спинку своего кресла и вытянул ноги, сунув руки в карманы. – Так вы домой… – Он зевнул. – Чем же занимались в Нью-Йорке? Просто прогулка?
– Я училась, – с гордостью сказала она. – В Колумбийском, на факультете журналистики.
Флойд повернул голову и посмотрел на нее, как ей показалось, немного насмешливо.
– Ого… И окончили?
– Вот так! – девушка подняла руку и щелкнула пальцами. – С отличием.
– О-о, даже так. Поздравляю, в таком случае мы с вами друзья по несчастью.
– Вы тоже журналист? – обрадованно спросила девушка.
– В некотором роде… Я сейчас работаю для «Юнайтед»…
Он опять зевнул. Девушка, очевидно обидевшись, прекратила дальнейшие расспросы и замолчала, отвернувшись к иллюминатору.
– Не обращайте внимания, – пробормотал Флойд, – мне вообще чертовски мало приходится спать… Так как вас зовут, вы говорили?
– Я вам ничего не говорила, – пожала та плечами. – Меня зовут Монсон, Джоанна Аларика Монсон.
– Меня – Реджиналд Флойд. Зовите просто Реджи, так проще. Монсон… Монсон… У вас там, если не ошибаюсь, есть один министр…
