В скромном провинциальном городе, что дремал на берегу полноводной реки, приближалось время обеда. Ясный сентябрьский день в этот час был приятен и свеж. Приятен для искусствоведа Цветковой Дарьи Николаевны: ее дочь Любаша недавно получила вожделенную работу в ресторане гостиницы «Амур». Приятен для юной официантки Любы. Работодатель девушки вопреки обыкновению не затащил ее с утра в подсобку для удовлетворения своих естественных надобностей: он был занят особой важного иностранного гостя. Приятен для важного иностранного гостя. Он сполна удовлетворил свои противоестественные потребности в кабинете Любиного работодателя и теперь, расхаживая по городскому пляжу, заносил в путевой дневник сентиментальный каламбур: «Jesuisauborddel’amour!»1.
Этот славный осенний день был приятен и для ученика Миши, который тайком прогуливал школу. Он безмятежно швырял камешки в искрящуюся на солнце воду Амура и с любопытством разглядывал иностранного туриста –лохматое чучело, одетое в разноцветное тряпье. Тот, сутулясь, бродил по песку с огромной тетрадью в руках и сам с собой громко говорил на чуждом картаво-назальном наречии.
Когда Мише надоело разглядывать водяные круги, что исходили от центра и поглощались едва приметной рябью на поверхности реки, он придумал себе новое развлечение. Мальчишка стал носиться по безлюдному берегу с раскинутыми в стороны руками-крыльями. Он взрывал кедами песок и издавал рычащие звуки, какие, по его представлению, мог производить самолет-истребитель. При этом искоса наблюдал за одиозным туристом, возможно, избрав его мишенью своих военных действий. Миша знал, что любой иностранец является гнусным шпионом и его подрывную антисоветскую деятельность необходимо искоренять в зародыше.
Лягушатник с талмудом в руках наверняка почуял угрозу, исходившую от русского подростка в красном шейном платке, и, чтобы не стать жертвой его бреющего полета, покинул пляж, напоследок громко воскликнув:
– O-la-la! J’ai perdu la tête! J’aiperdulatête!2
– Сам пердюля! – шмыгнув носом, крикнул вслед иностранцу Миша и показал язык. Совершив этот – единственно доступный ему сейчас – акт патриотизма, мальчуган поднял валявшийся неподалеку неказистый портфель с учебниками, отряхнул его от песка и побрел к ближайшей скамье. Он собирался немного поучить устные задания на следующий день, чтобы потом с чистой совестью возвратиться домой.
Миша опустился на лавочку, плюхнул рядом портфель, достал из него толстую коричневую книгу с ободранным корешком, открыл на странице, заложенной обрывком бумаги, глубоко вздохнул и принялся за чтение.
Сначала он читал молча, нетерпеливо перепрыгивая взглядом с одной строки на другую. Потом очнулся и, с досадой осознав, что ничего не помнит из прочитанного, вернулся к началу страницы. Миша несколько раз пытался вникнуть в смысл истории, написанной тяжелым, допотопным языком, но у него ничего не получалось. Бедолага понял, что иначе как суровой зубрежкой материал не осилить, поэтому принялся штурмовать текст испытанным методом многих поколений школьников. Он прочитывал вслух несколько предложений, возводил глаза к небу и бессмысленно их повторял.
– «Вырос Эдип у Полиба и жены его Меропы, называвших его своим сыном, – без всякого выражения в голосе бормотал Миша, – и сам Эдип считал их своими родителями. Но однажды, когда Эдип уже вырос и возмужал, один из его друзей, охмелев на пиру, назвал его приемышем. Это поразило Эдипа. Он пошел к Полибу и Меропе и долго убеждал их открыть тайну его рождения. Но приемные родители ничего не сказали ему. Тогда решил Эдип отправиться в Дельфы и там все узнать. Прибыв туда, вопросил он оракула. Ответил ему лучезарный Аполлон устами пифии…»
– «Эдип, ужасна твоя судьба!» – внезапно раздался голос у Миши над ухом. Это произошло столь неожиданно, что мальчик в испуге подскочил. Рядом сидел невесть откуда взявшийся бледный человек и непринужденно произносил наизусть текст из его книги: – «Ты убьешь отца, женишься на собственной матери, и от этого брака родятся дети, проклятые богами и ненавидимые людьми».
– Ну вы даете! – оправившись от испуга, воскликнул Миша и с изумлением окинул незнакомца взглядом. Тот был укутан в странный черный плащ, доходивший почти до пят, и на голове его была не менее удивительная шляпа того же торжественно-печального цвета. – Что, и дальше знаете?
– «В ужас пришел Эдип», – как ни в чем не бывало продолжал наговаривать текст бледнолицый человек. По-русски он говорил безупречно, но, хотя в его голосе не было даже намека на иностранный акцент, Миша готов был поклясться, что никогда прежде не слышал такой речи. – «Как избежать ему злой судьбы, как избежать отцеубийства и брака с матерью? Ведь оракул не назвал ему родителей. Эдип решил не возвращаться больше в Коринф и остаться вечным скитальцем без роду, без племени, без отчизны».
Пока незнакомец говорил, самым необыкновенным образом произнося слова и предложения, Миша сосредоточенно следил за текстом, водя по строке пальцем. Время от времени, подражая школьной учительнице по литературе, он бросал на рассказывающего строгие взгляды, чтобы убедиться, что тот не подглядывает в книгу, но ни в плутовстве, ни в плохо выученном уроке уличить человека в черном Мише не удалось. Поэтому он лишь восхищенно присвистнул и сказал с завистью:
– Ну вы даете – мне бы так!
– А что, скажите на милость, у вас с руками, юноша? – внезапно с явным любопытством поинтересовался незнакомец, впервые обращаясь непосредственно к подростку. Мишины ладони соприкасались с обложкой книги и исходили непрерывной мелкой дрожью, отчего пальцы мальчугана выстукивали на ее твердой поверхности суетливый, сбивчивый ритм. Дрожь эта выглядела весьма странно: розовощекий школьник ничем не напоминал человека, удрученного какой-либо болезнью.
– Что у меня с руками? – нахмурившись, переспросил Миша. – А, вы, наверное, мою трясучку имеете в виду? Это у меня с детства. Мамка говорит, что я тогда испугался большой черной собаки. У меня, дескать, от страха все из рук повыпадало, и я заорал как ненормальный, а потом сразу эта напасть случилась. Вот с тех пор и живу с ней, трясучкой своей. Да я ничего, привык, даже не замечаю. Жаль только в военные не возьмут, а так хочется летчиком-истребителем стать! Я все равно попробую…
– То, что вы говорите, безумно интересно, – с тем же нескрываемым любопытством вглядываясь в Мишу, произнес незнакомец. – Значит, снова желаете военным быть… Небось, хотите иностранных шпионов истреблять, юноша? – Он усмехнулся и заговорщицки подмигнул школьнику. – Или же просто – истреблять?.. По старой привычке?.. А что если я предложу вам сыграть в другую игру: никогда не пробовали быть творцом?