Олег
От фотолюбителя до форточника по кличке Лисья Мордочка
Будущий артист и режиссер Олег Ефремов родился 1 октября 1927 года в семье, которая не имела никакого отношения к искусству. Его отец – Николай Иванович – работал в легкой промышленности, а мать – Анна Дмитриевна – была домохозяйкой. В жилах обоих текло несколько кровей. Например, в роду отца была не только русская кровь, но и, вполне вероятно, еврейская – его родителя звали Иван Абрамович, он из крестьян. А мама Ефремова была наполовину русская, наполовину мордовка.
Жили Ефремовы на Арбате, поэтому на свет будущий артист и режиссер появился в знаменитом роддоме имени Грауэрмана, что находился по соседству со знаменитой улицей. А из роддома его привезли в просторную коммунальную квартиру, где помимо них обитало еще три семьи. Причем в отличие от многих коммуналок, где обычно жизнь била ключом и круглые сутки мог стоять шум и гам, в ефремовской всегда была интеллигентная тишина, поражавшая всех, кто туда приходил.
Уже с детских лет Олег был чрезвычайно активным ребенком, заводилой во всех дворовых начинаниях. Эта черта передалась ему от мамы – женщины весьма энергичной и жизнерадостной. А вот отец Олега отличался противоположным характером – это был тихий и мягкий человек, всегда сохранявший здравый рассудок и спокойствие.
Никаких предпосылок к тому, что Ефремов в будущем станет видным актером и режиссером, в детстве за ним не наблюдалось. К театру и кино он тогда относился вполне спокойно, более увлеченный совсем иными профессиями и науками. Например, ему очень нравилась история, из-за любви к которой он, будучи школьником (а учился Ефремов сначала в школе номер 9 в Староконюшенном переулке, а со второго класса в школе номер 70 в Гагаринском переулке), записался в исторический кружок при местном Дворце пионеров. Занимался он там столь самозабвенно, что за успехи на этом поприще его (и его приятеля Колю Якушина) наградили поездкой в туристический лагерь.
Однако уже спустя год Ефремов увлекся новым творчеством – фотографическим. Оно появилось в его жизни после того, как родители подарили ему фотоаппарат «Фотокор» – был такой очень популярный в те годы советский пластиночный складной фотоаппарат. Он представлял собой универсальную прямоугольную камеру формата 9×12 сантиметров с откладной передней стенкой и двойным растяжением меха. «Фотокор» был первым массовым фотоаппаратом в СССР, который начал выпускаться с 1930 года[1]. Поэтому увлечение Ефремова фотоделом в конце 30-х было совершенно естественным – «фотолихорадка» тогда охватила многих, причем как взрослых, так и подростков. В итоге вместе с тем же Колей Якушиным герой нашего рассказа записался в фотокружок. А первым профессиональным фотоснимком Ефремова стал портрет его друга Якушина.
В самом начале 40-х, когда в воздухе уже запахло войной, Ефремов внезапно загорелся идеей стать… моряком. Для этого он надумал поступить в мореходное училище. А пока он интенсивно посещал в школе оборонный кружок, где учился правильно надевать и снимать противогаз, пользоваться аптечкой и т. д. Однако и моряка из Ефремова в итоге тоже не получилось.
Кстати, было у него в школьные годы и увлечение театром. Правда, не драматическим, а кукольным. В итоге Ефремов раздобыл ширму и попросил своего двоюродного брата, который умел рисовать, расписать ее как декорацию. Потом они с Якушиным нашли в одном из детских журналов какую-то пьесу о мальчике, который мечтает служить в армии, и быстренько ее разучили. Роль мальчишки взял себе герой нашего рассказа, а другу досталась роль… пса Барбоса, который отговаривал хозяина уходить из дома. С этой пьесой они не только с успехом дебютировали на школьном вечере, но и были выдвинуты школой на районный конкурс самодеятельности. Но там приятели провалились, после чего Ефремов «закрыл» свой театр – он не любил проигрывать.
Одним словом, энергия била из Ефремова ключом уже с детских лет, поэтому, глядя на него, многие не сомневались: этот парень далеко пойдет. И в шутку добавляли: если, конечно, милиция не остановит. Поскольку лидерские способности Ефремова могли завести его куда угодно: как в хорошую компанию, так и в плохую. Ведь он еще в 12 лет стал курить тайком от родителей, а также «выпивать». Конечно, выпивка была не настоящей, а имитационной: Ефремов покупал сушки с солью и закусывал ими квас, который он пил на улице из кружки, сдувая пену – так он имитировал пивное питие взрослых. В итоге в будущем это подражание дорого ему обойдется: курение и алкоголь доставят ему во взрослой жизни множество хлопот.
Между тем был в жизни Ефремова момент, когда он по-настоящему едва не связался с урками. Это случилось в 1942 году, когда он оказался в Воркуте. Каким образом? Его отца отправили туда работать в бухгалтерию одного из лагерей ГУЛАГа, а жена с сыном пока остались в Москве. Но летом они решили навестить мужа и родителя, а в результате остались погостить… на несколько лет. Именно там Олег и познакомился с местными уркаганами, которым понравился заводной характер москвича, а также его худощавая фигура. Они взяли его в свою компанию, надеясь сделать из него форточника – специалиста по проникновению в чужие квартиры через форточку. Даже кличку ему придумали – Лисья Мордочка. С ними он воровал, там же впервые закурил и попробовал алкоголь – неразбавленный спирт.
Но эти отношения едва не стоили Ефремову здоровья, а то и самой жизни. Во время одного из «форточных» дел случилась разборка с хозяином жилища: тот схватил в руки палку и ударил щуплого форточника по голове. И хотя тому удалось вырваться, однако удар оставил след на всю жизнь – у Ефремова потом возникнут проблемы с одним глазом, на котором начнется отслаивание сетчатки. После этого случая родители нашего героя настолько испугались за судьбу своего отпрыска, что предпочли увезти его от греха подальше – вернулись в Москву.
А вот как эту историю рассказывает уже в наши дни Михаил Ефремов – сын героя нашего рассказа:
«Дедушка был финансовый работник, а бабушка – сестра двоих белогвардейских офицеров, которые ушли через Харбин в Австралию… У нас, кстати, в Австралии родственники, и мы поддерживаем пускай не сильную, но все же связь.
Дедушка, Николай Иваныч, в 34-м, по-моему, году, понимая, что и за бабушкой начнут присматривать, и вообще всех бывших будут резать под корень, завербовался на Север бухгалтером и уехал туда с семьей. Был бухгалтером в лагерях – вольнонаемным, но если бы решился на это позже, их всех бы отправили просто валить лес.
Где-то до середины войны они находились там, а потом вернулись в столицу, жили в переулках арбатских…»
