Я в эту ночь не окрестился снова,
Не окунулся, холода кляня,
Крещён был в январе сорок шестого,
В раз первый и последний для меня.
Присматриваясь к нового приметам,
Не удивлялись, мол терпи и жди,
Прошла война, ещё неясным светом
Надежда нам светила впереди.
Теплились окна в церкви Богородческой,
К ней редкой цепью шёл служивый брат,
А за столбом, чуть прячась у погоста,
Стоял отец, он старший лейтенант.
Оглядываясь робко, осторожно,
Всех опасаясь, видимо, не зря,
Для коммуниста стало быть негоже
Молиться Богу, верь, мол, втихаря.
И батюшка, встав на ноги нетвёрдо,
Болезнь быть может, лишний ли стакан,
Он зычным басом всласть прочистил горло
И окрестил, назвав «Валериан».
Но бабушка издревле стойкой веры,
Священник ей нетрезвый нипочём,
Ему шептала грозно: «Он Валерий,
Страдальцем мелетинским наречён».
На четверть века младше то преданье,
Уйдёт со мною, поросло быльём.
Но с детских лет в глубинах подсознанья
Запрятано двухименье моё.
