Софи
Жарко. Я встала из-за стола и подошла к окну, распахивая его настежь. Странно, в новостях не предупреждали об аномальной жаре. В Санта-Кларе в начале мая двадцать восемь градусов – нонсенс! Нужно будет на следующем педсовете поднять вопрос о сплит-системах в классы, ну или хотя бы о подвесных вентиляторах. Я на мгновение представила лицо нашего директора и прыснула в кулак. У школы нет финансирования! Бюджет давно распланирован! И вообще, в нашем городе климат умеренный! Да-да, это все преподаватели слышали не раз. И неважно, что в школе дышать нечем, а в мире вообще глобальное потепление!
– Келли, детка, попробуй желтым.
Я неспешно прошлась вдоль мольбертов, поглядывая, что там мои маленькие художники нарисовали. Да, натюрморт у нас сегодня несъедобный. В качестве образца – корзина с тропическими фруктами: синяя папайя – это нечто!
– Ребята, заканчиваем, – объявила я. Звонок через три минуты – пусть руки вымоют под моим контролем, чтобы родители не возмущались пятнами краски на одежде. В восемь лет ребенок должен знать, что вытирать руки о школьную форму не следует, но я ведь учитель, и должна проследить.
Выпроводив последнего ученика, я распахнула дверь – пусть сквозняк погуляет – и принялась изучать рисунки.
– Здесь можно немного подправить, – я взяла пастель и затемнила основание холста, где должна падать тень от корзины. Какая красота! Все-таки детки у меня талантливые.
Подошла к окну. Пейзаж был тривиальный: уроки закончились, и дети спешили домой. Кто-то шел пешком, за кем-то заезжали родители. Мне тоже пора собираться. Сегодня уйду пораньше: папа после операции тяжело отходит – уход ему нужен, а по-хорошему – сиделка. Только ей платить надо, а у нас гора счетов, и все неоплаченные. Остаюсь только я: и за медсестру, и за добытчика.
Я уже хотела закрыть окно и уйти, когда заметила роскошный черный линкольн. К нам такие обычно не заезжают. Интересно, за кем из учеников приехали? Водитель спешно выбежал и открыл пассажирскую дверь: оттуда выпорхнула молодая женщина в темных очках и широкополой шляпе. Бежевое платье-футляр хорошо подчеркивало фигуру и оттеняло золотистую кожу. Я нервно отдернула светлую блузку, заправленную в джинсы. Не всем же в нарядах от кутюр ходить. У меня зато вон, собака есть! У этой женщины наверняка нет, а если есть, то максимум собачка, которая в клатч поместиться может.
– Ох, злая ты, Софи, – вслух поругала себя. Не завидуй! Зависть страшный грех – так еще бабушка говорила.
Рисунки учеников высохли, и я заботливо собрала их в папку, предварительно подписав. Завтра вставлю их в красивую рамку и будет подарок для родителей. Не зря же их дети живопись факультативом посещают.
– Мисс Хантер, – постучали коротко в дверь. Я обернулась. Секретарь нашего директора. Денег на нужды школы нет, а на личного помощника есть. – Директор Хокли хочет с вами поговорить.
Я удивилась. Мою подработку в «Санта-Клара Хай Скул» мы вроде бы вчера обсудили. Что еще случилось?
Дверь в кабинет была приоткрыта, поэтому я спокойно шагнула внутрь, сразу заметив шляпу, лежавшую на столе. Неужели та женщина из линкольна по мою душу?
– Софи, ну что же вы молчали о своей сестре! – радостно подскочил директор. Я же, наоборот, впала в оцепенение. Что?! О чем он?! Тут девушка поднялась и грациозно повернулась. Успокоительного мне, срочно. В двадцать пять у меня начались галлюцинации с раздвоением личности.
– Здравствуй, Софи, – она протянула ко мне руки, желая обняться, но мое тело одеревенело. Так себе получились объятия.
По тем немногочисленным снимкам, которые остались у папы, я знала, что у меня была сестра. Мама тоже была, но о ней я предпочитала не вспоминать. Она бросила отца, когда мне было пять лет. Мать родилась в Нью-Йорке, в богатой семье. Они с папой учились вместе: любовь, страсть, рай в шалаше. Двое детей одним махом: Дэйдра была старшей и родилась сильной и здоровой девочкой. Я появилась через пятнадцать минут и оказалась чахлой и болезненной. Когда нам исполнилось по пять, мама поняла, что жить с простым инженером не для нее. Она вернулась в отчий дом, забрав с собой красивую старшую дочь. Меня оставила с отцом. Нас обоих – нищих неудачников – просили их не беспокоить. Папа пытался добиться права на свидания с дочерью, не хотел, чтобы мы с Дэйдрой потеряли друг друга, но тщетно. Мы им были не нужны. Про нас забыли. Что же произошло за эти двадцать лет?
– Миссис Сторн предложила нам профинансировать проект нового футбольного поля, – тараторил директор, словно боялся упустить удачу, держась за слово, как за хвост золотой рыбки.
Какое финансирование? Ничего не понимаю: я тут причем?! Видимо, мое недоумение слишком ярко отразилось на лице, что Дэйдра многозначительно сжала мою руку – я сразу поняла, что говорить со мной она хочет приватно, но зачем тогда в школу явилась?
– Конечно, я помогу вашей школе. Мы все успеем оформить. Я планирую задержаться в вашем городке. А вы, мистер Хокли, надеюсь, войдете в положение и предоставите Софи отпуск на полгода.
– Что? – шокировано переспросила я. – Я не понимаю…
– Я объясню, – она повернулась и в зеленых глазах была мольба. Ладно, послушаю, что она скажет.
– Конечно, мы все уладим, – согласился директор. Да, когда на горизонте маячат тысячи долларов, ценность любого сотрудника стремится к нулю…
Когда мы вышли на улицу, Дэйдра усадила меня на заднее сиденье линкольна и тут же устроилась рядышком.
– Тебя невозможно застать дома, – с улыбкой выдала она. Я промолчала. Я смотрелась в нее, как в зеркало. Мы были поразительно похожи, но спутать нас невозможно. Я – учительница живописи в маленьком калифорнийском городке, а вот кем была Дэйдра – точно определить сложно: модель, светская львица, жена крупного бизнесмена.
– Давай поговорим без лишних ушей, – словно прочитав мои мысли, сказала она и назвала водителю мой адрес.
Я держалась те пятнадцать минут, что мы добирались до нашего с отцом дома. Когда мы вошли в гостиную, я, не проявляя радушие и гостеприимство, выдала:
– Что происходит?!
– Даже кофе не предложишь? – вскинула бровь она.
Я кивнула, мысленно досчитав до пяти: не люблю, когда мной жонглируют, а именно это я чувствовала во вновь обретенной сестре.
– Конечно, сейчас принесу.
– Софи, это ты? – услышала я голос отца. Разбудили…
– Это папа? – вдруг надломленным голосом спросила Дэйдра. Я даже другими глазами на нее посмотрела. Во мне жила обида на мать и, увы, она перекинулась на сестру, которую, по сути, я не знала. Как ей было все эти двадцать пять лет? Ведь деньги – это далеко не все…
– Да, только он болен.
– Я могу увидеть его.
– Он после операции – ему нельзя волноваться…
