Жизнь.
Сколь много вкладывают в это слово простые смертные, даже не догадываясь о ее истинной ценности. И сколь мало она стоит на самом деле. Ведь, чтобы подарить жизнь, достаточно провести одну пьяную ночь с какой-нибудь шлюхой в дешевом борделе, тогда как отнять эту «драгоценность» можно одним быстрым движением не самого острого клинка, наточенного кое-как, на скорую руку.
Каждый человек считает себя особенным. Любой из живущих – даже самый жалкий и никчемный представитель рода человеческого – свято верит в то, что он явился на этот свет с определенной миссией, заложенной неким божественным промыслом. Будто бы сам факт его существования доказывает, что без него мир уже не будет прежним, а если он вдруг исчезнет, то колесо мироздания вмиг сойдет с колеи и осядет в придорожной пыли.
Чепуха.
Ороку, который был более известен под именем Жнец, знал истинную цену жизни, как никто другой. И поэтому, в отличие от многих, не испытывал к ней совершенно никакого пиетета. Даже к своей собственной, что уж говорить про чужие. Люди – просто инструмент. Ни больше ни меньше. Обыкновенное орудие из тех, каким свойственно приходить в негодность. И в этом случае его легко можно заменить на другое.
Помнится, давным-давно кто-то рассказал Жнецу, что он никогда не забудет лицо первого убитого им человека. Как же он ошибался. За прошедшие годы Жнец оставил за спиной столько трупов, что при всем желании не мог бы припомнить даже то, как выглядел тот недоумок Йоши.
Что же касается божественного замысла… За все это время Жнец успел узнать и увидеть столько, что уже начинал задумываться о самой природе демиургов и их роли в создании всего сущего. Впрочем, все его накопленные знания были лишь крупинкой, не более; и это если учесть, что он, наверное, познал такие тайны, которые не снились и умудренным годами старцам. То, что для Жнеца было не более чем дешевым фокусом, остальными почиталось за могущественную магию; ступени, которые другие покоряли годами, он преодолевал не задумываясь, по наитию. Однако даже Ороку смог увидеть лишь верхушку, но сколько же еще неизведанного таила вселенная… Скорее всего, ответ на этот вопрос не получит ни один из ныне живущих или кто-либо из их потомков.
К тому же, думается, у богов – или, во всяком случае, тех сущностей, которых за них почитают суеверные людишки, – есть дела поважнее, чем наблюдать за жизнью столь мелких, ничтожных созданий, не говоря уж о том, чтобы вмешиваться в их дела. Жернова мироздания работают многие тысячи лет и будут вращаться еще столько же – так чего же должна стоить очередная перемолотая ими песчинка? Что должно двигать исполином, чтобы он вдруг опустил свой взгляд вниз и склонился над муравейником, вникая в дела суетящихся на земле букашек? Разве что интерес исследователя.
Жнец размышлял об этом, глядя на обезображенные останки, которые не так давно были молодым мужчиной. Редкий и оттого еще более ценный экземпляр – невзирая на бродяжнический образ жизни, этот человек обладал поистине бычьим здоровьем. Как правило, подобные люди – ходячие разносчики всех возможных болезней, начиная от чесотки и заканчивая тифом, а то и сифилисом. Неудивительно, что их гонят даже из самых злачных притонов, заставляя ютиться под городскими стенами в компании себе подобных и бездомных псов. Причем последние зачастую вызывают куда больше понимания и жалости. Этот же бедняк умудрился сохранить даже зубы! Удивительно. Многие богачи тратят баснословные деньги на лекарства и знахарей, чтобы продлить свою «драгоценную» жизнь хотя бы на год, – и умирают от какой-то чепухи вроде заражения из-за царапины или пустяковой болезни. А кто-то ночует под открытым небом при любой погоде, питается любыми отбросами, которые сумеет найти в ближайшей выгребной яме, заливает в себя ведрами дешевое пойло – и по итогу даже не кашляет.
Впрочем, стоило Жнецу отвести взгляд от тела, как он тут же позабыл об этом жалком черве и его участи. Сейчас Жнеца беспокоили более насущные дела. Например, его слегка настораживало собственное состояние. Чувствовал он себя… Сказать «ужасно» было бы преувеличением, но и утверждать обратное он бы не стал. Воистину Разложение являлось просто удивительной наукой – именно наукой, ничуть не уступающей по сложности астрологии, математике или медицине, – но даже оно, увы, было бессильно в некоторых вопросах.
Быть может, обладай он более глубокими познаниями в этой области… О, если бы это искусство практиковали, как и прочие стихии: открыто и законно, подробно изучая его возможности, достоинства, недостатки и нюансы.
Но нет.
Все эти напыщенные трусливые идиоты так трясутся за свое существование и в то же самое время обеими руками отпихивают то, что при должном старании с годами позволило бы не просто изучить мироздание, но и обуздать его, подчинить, стать ему полноправным хозяином.
Ведь нельзя как следует познать жизнь, не изучив смерть; разобраться во всех тонкостях работы механизма можно, лишь разобрав его на мелкие детали и увидев, как он устроен. Так художник набирается опыта с каждым испорченным полотном, чтобы в итоге создать наконец тот самый шедевр. Нечто, что позволит ему жить в людских умах даже спустя столетия после того, как его останки превратятся в прах глубоко под землей, смешавшись с грунтом.
Жнец, наверное, познал Разложение как никто другой из ныне живущих. Он мог поспорить на что угодно, что ни один чернокнижник не сравнится с ним в теории и практике этой школы. Однако даже с учетом всех его познаний, всего опыта, что он сумел накопить, его умений хватало лишь на то, чтобы замедлить неумолимый процесс умирания. Отсрочить миг, когда ему предстоит переступить черту, – не более. При всех стараниях ему до сих пор необходимо было повторять кропотливые и довольно трудоемкие ритуалы, что приносило немалые неудобства, так как они требовали надежного укрытия, подальше от любопытных глаз и лишних ушей, до которых могли бы донестись вопли его жертв.
Дело было не во времени – хотя и его с каждым разом требовалось все больше. И даже не в «материале» – его и раньше хватало с избытком, а сейчас он и вовсе мог отправить на поиски какого-нибудь бродяги одного из своих подручных. Просто… Просто, наверное, где-то в глубине души – если она у него, конечно, еще была – Жнец осознавал одну простую вещь. То, что ему до ужаса надоело топтать землю, и желал он лишь одного – найти упокоение и воссоединиться со всеми своими…
Жнец стиснул кулаки, затянутые в плотные кожаные перчатки. Не время для сомнений – вероломный пес Симада пока еще жив, как и все прочие предатели. А значит, нужно это исправить, и Жнец уже выбрал подходящий день. Грядет Турнир Домов – пышный праздник, которого ждут многие, еще не осознавая, что он станет последним в их жизни. Эта мысль невольно заставила Жнеца растянуть губы – а точнее, то, что от них осталось, – в кривой усмешке. После этого он обвел глазами свое творение. Так скульптор кидает придирчивый взгляд на новую статую, изучая все ее изгибы, замечая малейшие трещинки или излишне грубые выступы. Подобным образом архитектор пытливо изучает построенный по его чертежам дом, непрестанно размышляя: простоит ли здание десятки лет или рухнет уже к концу сезона, когда почва осядет под обильными дождями?
