От автора:
События происходят в те времена, когда электрички были зелёными, длинными и ходили часто, а люди уже выбросили телевизор, но еще не попали в плен соцсетей.
Имена и действия, за редким исключением, вымышлены, любые совпадения случайны. Хотя, кто его знает, вдруг герои этих строк до сих пор ездят по дорогам страны? Если ты узнаешь в этой книге себя – прими за данность и не обижайся, что твой художественный образ не похож на тебя настоящего.
За точку отсчёта можно считать, например, 2008 год, хотя может и любой другой от 2005 до 2012.
Памяти Волчонка (Андрея)
Предисловие.
По улице Садовой быстро шагал человек с рюкзаком. Раннее ростовское утро было освещено солнцем с лёгкой примесью тумана. Зелёные листья деревьев создавали густую тень на тротуарах. Город встречал утро воскресенья и провожал очередного путника в дорогу. Звали путника Алексей, а в среде своих – неформалов и автостопщиков – просто Лешим. Леший, хоть и был человеком дороги, но всё равно каждое свое путешествие делил на "дорогу туда" и "дорогу домой". Сейчас ему предстояла дорога домой. Родом он был из маленького городка на Урале, а домом своим считал именно уральские места и трассы.
"Блаженны волосатые, ибо всюду им дом, как написал Санта в своей "библии автостопщиков"1. Ты подстригся год назад, когда собирался в армию, но внутренним взором своим до сих пор наблюдаешь на голове хайры, а на руках – феньки, и головой невротично встряхиваешь, как бы убирая волосы со лба до сих пор, а? Хиппи недобитый!" – говорило внутреннее радио Лешего.
Сейчас же фенечка на руке была одна, подарок Насти. "Приеду на Урал, да и срежу нафиг, а пока пусть болтается", – думал он.
Настя, очередная "любовь всей его жизни" осталась здесь, в Ростове в обществе своего интернет-знакомого, околоскинового мальчика Стасика, а Леший в смятённых чувствах уезжал. Потому что некрасиво. Обещали поставить за довоз пива и вписать, а вышли любимые "грабли"2. Настя ускакала в объятия своего кавалера, а Лешего оставила на улице, мол, тут хорошая неформальская тусовка, они тебе помогут со впиской. Сами же сбежали на какие-то сквоты и чердаки, оставив Лешего одного общаться с неформалами на "Яйцах", стритовать на Пушкинской и решать самому свои проблемы.
Неформалы оказались что надо. Та же тусовка и в Екатеринбурге, и в Челябинске, и в Краснодаре, и в Новосибе. Те же лица, те же типажи. Пионерия в фенечках, футболках с принтами разных групп и выбритыми висками, пропитая олда, полтора хороших музыканта, примазавшиеся гопники, из-за ростовского колорита оказавшиеся армянами. Короче, всё как везде. Интересных людей в такой тусовке, как алмазов среди говна: поройся, может и найдёшь. Лешему везло, он находил. Почти всегда. Вот и в этот раз после первой вписки на флэту с тусовочной олдой и пионерией, он с утра вышел на "стрит", прихватив хозяина вписки нерусского Ажика и по совместительству хозяина гитары. Играть в субботу утром на Пушкинской по словам Ажика было неурожайно, а для Лешего – одно удовольствие. Утром нет пьяных рож, нет пристающих ментов, никакие гопники не подходят со словами: "Э, братан, а сыграй про пацанов, ну вот эту Паа-цаа-ны…". Есть приличные люди, студенты, семейные выбравшиеся на прогулку с колясками и детёнышами.
Один из проходящих долго на Лешего смотрел, а потом отвёл в сторонку со словами: "Парень, ты же здесь не местный, но вроде нормальный, не связывайся ты с этим отребьем…" и дал сто рублей просто со словами: "уходи от них, пожалуйста, и побыстрее". Леший, привыкший во всём видеть знаки судьбы, решил повиноваться этому знаку, и буквально через пять минут выцепил из мимопроходящих людей пару хипповатого вида: они представились как Заяц и Катя. И, как бы ненавязчиво, поинтересовался у них о возможности вписки. Вписать автостопщика они согласились. Предложили встретиться вечером в этом же месте, но минуя неформальскую тусовку, во избежание примазавшихся "пассажиров".
"Что я собственно теряю? – думал Леший, – здесь всё равно пропитые говнари, а я денег заработал, рюкзак с ксивником при мне, все счастливы… Да и перед запланированным на завтра отъездом надо побыть с городом наедине, почувствовать его энергию. Пока Ростов кажется мне расслабушным, как Питер в летние выходные. Только здесь такое весной. А в Ёбурге скоро яблони зацветут, а здесь уже каштаны отцветают, которые в Ёбурге попробуй поищи… А любовь – да что любовь! – вы же ничего друг другу не обещали. Да и Настенька проблядь, говорила тебе одно, а в дороге сообщила совсем другое – может ну её! А её парень? Скинхед? Дрищ волосатый, по сравнению с которым ты сам – скинхед! Выкинул, осёл, фортель – сбежать с возлюбленной из дома, оставив дома телефон, да ещё и при папе-менте!"
Стасиков папа-мент устроил истерику Лешему по телефону лишь потому, что Настенька строчила любовные послания с его "билайна", пока они ехали. Наобещал Лешему проблем.
"С ростовским шоканьем и хохлацким гэканьем, между прочим, всё как ты любишь, Леший! – думал он, – Как менты-кубаноиды, которые в прошлом году "обували" тебя на трассе под Джубгой, вымогая честно настритованные деньги со словами "а хочешь, мы у тебя наркотики найдём"! Тоже ведь "шокали" и "гэкали"! Ты их проклял конечно, как умел, но у сволочи, как правило, высокая сопротивляемость проклятиям. Не факт, что сработает. Ну, да ладно о грустном, вон тётенька идёт и песню под нос напевает! Вон мальчик с мороженым от мамы убежал и голубей гоняет! Вон на перекрёстке с Ворошем пробка сигналит – неслыханное дело для Ёбурга такое бибиканье! Вон сколько всего цветёт! Красота же! А вот и квас!"
Папа мальчика Стасика, кроме обещания "проблем", всё интересовался на каком поезде Леший приехал и как уезжает, на что Леший честно ответил про автостоп. Поэтому лёгкий стрём в душе всё же присутствовал. Но цветущий город с расслабленной атмосферой выходного дня и холодный квас из бочки топят любое сердце и остужают эмоциональный пыл.
Вечером Леший встретился с Зайцем, уже с одним. Пока шли до вписки, Заяц прикололся над какими-то гопотёлками, которые принялись бурно обсуждать лешевский рюкзак – 50-литровый трассовый бэг. Заяц в ответ на их заспинные реплики просто приспустил штаны, показав им голую задницу. Догонять и устраивать разборку они не стали, а Заяц прокомментировал: "Это Ростов, дружище, здесь всё на эмоциях решается".
Привёл Заяц Лешего на вписку в типичный ростовский дом с типичным ростовским двором.
О, ростовские дворы! Это не воспетые холодные питерские "колодцы", и не универсальные ёбуржско-новосибирско-дахрензнает-каковские лавочки у подъездов бетонных муравейников! Это отдельный уютный и замкнутый мир с воротами, флигелями, сушащимся бельём, кошками и железными лестницами в несколько этажей высотой до самых квартир!
