Сначала была лишь всеобъемлющая тьма. Густая и плотная, насквозь пронизанная гнетущим безмолвием, она невольно казалась первоисточником всего сущего в мире, из черных глубин которого наверняка возникла в том числе, и наша вселенная, потому что только зародившаяся в кромешном мраке жизнь могла с необъяснимым упрямством стремиться обратно в бездну. Такую глухую тишину обычно было принято называть «мертвой» – полное отсутствие звуков пеленало сознание в уютный кокон обманчивой безопасности, но древние инстинкты, впитавшие генетическую память многих сотен поколений, моментально распознавали угрозу и настойчивыми тревожными импульсами заставляли мозг неохотно возвращаться к своей основной функции. Умственная активность крайне плохо сочеталась с непреодолимым желанием и дальше оставаться в сонном оцепенении, а затуманенный разум отчаянно сопротивлялся попыткам запустить интенсивный мыслительный процесс, однако, границы сумеречной зоны с каждым новым ударом невидимых молоточков становились все менее четкими, покуда и вовсе не превратились в пунктирную линию, грубо набросанную на холсте бытия небрежными карандашными штрихами. Впрочем, темнота принципиально не спешила сдавать позиций, и тех слабых проблесков света, что один за другим вспыхивали на фоне подернутой зыбкой рябью мглы, было явно недостаточно для окончательного восстановления связи с реальностью. Отдельные образы, своими причудливыми очертаниями похожие на размытые кляксы, медленно выплывали из пучины, постепенно сливаясь воедино и превращаясь в истинный шедевр абстракционизма, вышедший из-под кисти безумного художника, а еще через миг это одновременно жуткое и восхитительное зрелище неожиданно дополнилось звуковым сопровождением, словно сумасшедшему живописцу вдохновенно аккомпанировал столь же буйнопомешанный музыкант. Тьма судорожно вздрогнула и ощутимо пошатнулась под двойным натиском извне, а в образовавшуюся брешь тут же ворвался яркий сноп направленных лучей. Тугие путы вынужденной неподвижности с треском лопнули, окружающее пространство распалось на мириады цветных искр, и я на мгновение ослепла, а когда зрение частично вернулось, у меня из глаз хлынул безудержный поток болезненно соленых слёз, буквально разъедающих воспаленную кожу век. Сквозь слипшиеся ресницы я смутно различала неясные контуры низко склоненной надо мною фигуры, но имеющийся угол обзора наряду с многократно усилившимся слезотечением значительно затрудняли более точную идентификацию сей загадочной личности, если уж на то пошло, фактически освободившей меня из заточения в чертогах вечности, где мне было, по всем признакам, суждено упокоиться навсегда.
Собрав волю в кулак, я решительно подняла непослушную, обмякшую руку и ожесточенно потерла безостановочно слезящиеся глаза. Приятного в данной процедуре было настолько мало, что с моих губ слетел сдавленный стон, но я до скрипа стиснула зубы, задержала дыхание, а после того, как мне относительно полегчало, на выдохе распахнула веки и в неконтролируемом порыве тут же отвела взгляд, в довершение ко всему еще и надсадно закашлявшись.
–Наконец-то вы очнулись! Я уже почти потерял надежду привести вас в чувство, – резкий, скрежещущий голос царапнул мне слух металлическими интонациями, но даже учитывая, что человеческое ухо автоматически воспринимало подобный тембр в качестве раздражителя, и в этом весьма немелодичном лязганье сложно было не заметить очевидные нотки искренней радости.
– Что со мной? – я попыталась осторожно повернуть голову, но в шее что-то подозрительно хрустнуло, и я предпочла не торопить события.
– Вероятно, контузия, но к, счастью, не тяжелая, – без особой уверенности предположил коммандер Рэнд, пристально сканируя меня идеально круглыми сапфировыми глазами с золотистыми прожилками на склерах и лимонно-желтыми треугольниками зрачков, – сможете встать?
– Не знаю, сэр – красноречиво пожала плечами я, и сама удивилась, что мои непроизвольные телодвижения обернулись лишь незначительным дискомфортом. Судя по всему, старпом был прав, и контузило меня не очень серьезно, а определенная дезориентация в моем случае являлась совершенно естественным симптомом, поэтому разлеживаться без дела мне было совершенно ни к чему.
– Давайте я вам помогу, – догадался о моем намерении Рэнд и протянул мне узкую, костлявую ладонь с тонкими и длинными, как паучьи лапки, пальцами. На долю секунды я замешкалась, но быстро преодолела некстати нахлынувшую ксенофобию и крепко ухватилась за руку старпома. По правде сказать, вступать в тактильный контакт с ригорцами мне до сегодняшнего дня не доводилось, и сейчас я была заведомо готова, что серовато-коричневая ладонь коммандера Рэнда одинаково способна как опалить мне кожу жарким пламенем, так и заставить содрогнуться от ледяного прикосновения, но температура тела у старпома практически не отличалась от моей собственной, разве что совсем чуть-чуть ее превышала.
Принять вертикальное положение мне удалось сравнительно просто, но вот для того чтобы удержаться на ногах, мне пришлось срочно искать точку опоры, и если бы коммандер Рэнд оперативно не предотвратил мое позорное падение, я бы снова осела на пол. Стандартный рост ригорцев варьировался в районе двух метров, и Рэнду я была в аккурат по грудь, так что смотреть на старпома снизу-вверх мне, как в общем-то и всем остальным членам команды, было не привыкать, но после контузии у меня почему-то толком не гнулась шея, и я боялась лишний раз спровоцировать печально знакомый хруст в позвонках.
– Вам требуется медицинская помощь, энсин? – Рэнд сделал закономерный вывод, что мое состояние всё еще далеко от стабильного, и ненавязчиво подвел меня к креслу, в которое я сразу же с благодарностью опустилась.
– Нет, не думаю, голова немного кружится, но это пройдет, – категорически отвергла необходимость визита к доктору я. И так я непростительно расклеилась в присутствии старшего по званию, да еще и во время экстренной ситуации на борту звездолета.
В том, что ситуация действительно чрезвычайная, у меня не было ни единого сомнения, иначе старпом не обнаружил бы меня распростертой посреди каюты и не тыкал бы мне в лицо карманным прожектором, в попытке выяснить, реагируют ли мои зрачки на свет. И потом, что коммандер Рэнд забыл на жилой палубе для младшего офицерского состава, если в это самое время он должен был находиться на мостике рядом с капитаном? Но мои воспоминания обрывались на том месте, когда я только что вернулась со смены к себе в каюту и как раз собиралась переодеться перед ужином, а вот дальше ничего – сплошной провал. Снять униформу энсина Космофлота я так и не успела, и синий комбинезон с серебряными нашивками по-прежнему был на мне, но над моей памятью будто поработали ластиком, в результате чего из нее напрочь выпал внушительный отрезок. Что же могло произойти? Воздух чистый, дышится свободно, электричество не вырубилось, то есть система жизнеобеспечения не повреждена, дыма и запаха гари не наблюдается… Но если бы я банально хлопнулась в обморок у себя в каюте из-за ранее недиагностированных проблем со здоровьем, во-первых, об этом бы никто не узнал до начала утренней смены, а во-вторых, не такая уж я важная птица, чтобы ко мне на огонек ни с того, ни с сего забрел сам старший помощник Рэнд?
