Художник Алина Леонтьева
© Марион Элвик, 2024
ISBN 978-5-0064-7845-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В жизни каждого человека есть хорошее и плохое. Сладкое, как спелая ежевика и бесполезное, как сорняк. И часто бывает так, что ты удобряешь и холишь одно, но упорно выкорчевываешь другое. А ведь обе эти ипостаси – часть тебя.
В этом сборнике собраны тексты на самые разные темы. Одни – темные, злые и больные. Про ПТСР и депрессию, разницу между психотипичными и психоотличными людьми, сложные детско-родительские отношения, привычку не подпускать к себе близко, игру в молчанку, созависимые отношения. Про войну внутри тебя, которую мало кто видит. Но другие тексты – я обещаю – будут про надежду, дружбу, маленькие радости и свет в конце туннеля.
Знаешь, для меня безумно ценно, что ты держишь в руках этот сборник. Возможно, мы с тобой хорошо знакомы. А, может, ты недавно узнал о моем существовании, и анонс этой книги чем-то тебя зацепил. Детали не так важны. Главное, что после прочтения этих строк моя душа перестанет быть для тебя загадкой.
Я очень тщательно подбирала тексты для этого сборника. Самый ранний был написан весной 2012 года. Самый поздний – утром 28 ноября 2023. В тот день содержание было окончательно собрано в рабочий документ. Так что, считай, тексты для этой книги я писала чуть больше десяти лет. Многие из них знаковые. Какие-то для меня настоящий прорыв. Другие – словно удар по голове тупым предметом.
И я предупреждаю тебя заранее: может, будет больно. Но настоящая искренность, она такая – на острие бритвы. И моя цель не в том, чтобы напугать, впечатлить, испортить настроение или наоборот его поднять. Цель этой книги – попробовать убедить, что открываться не страшно. Если тебе понравится, то сделай для меня одолжение: не прячься от любящих тебя людей. Дай им почувствовать, какой ты есть.
Будь смелым. Обнимаю.
Я сижу в своей комнате, будто в крепости.
Смотрю с балкона, как проносятся месяцы.
Говорят, все плохое в труху перемелется,
И на хлеб упадет бутерброд с маслицем,
Если достаточно на ночь крестишься.
Я живу в своей комнате будто в крепости.
В шкафу меня ждет красное платьице —
Победное знамя.
И щепотка дерзости,
Чтобы заставить всех в ножки кланяться.
Я надену их (может быть) в пятницу.
Я хожу в своем теле, будто в крепости.
Прямая спина,
Ржавая игла в пояснице.
Где-то под ребрами продолжает биться
Чье-то упрямое, сильное сердце.
Когда и как оно успело там появиться?
Я живу в своем теле
День ото дня
Будто в крепости.
Нервы видимо изготовляли в кузнице.
Из дырки в кармане крупицы сыплются
Сухого, твердого, гранулированного мрака.
(Ты и забыла, что там в кармане, не так ли?)
Они сверкают как самоцветы
На солнце.
Свободно жить в своем городе
Свободно жить в своем городе — это значит без опаски выходить на улицу в любое время суток и в чем тебе удобно в эту конкретную минуту. Хоть в пижаме или халате. Это значит лечь на траву в любом приглянувшимся месте, не заботясь о том, что подумают прохожие, и задремать. Это значит на автомате подбирать попавшийся под ноги мусор, собирать бутылочные осколки с крыш, заночевать на чердаке, завернувшись в припрятанное ранее одеяло, а наутро постучаться в первое же окно с просьбой о чашечке горячего чая. Как будто ты все еще находишься в пределах своей квартиры. Как будто весь город — и есть твоя квартира. И куда бы ты ни пришел, ты везде дома.
Особенно это становится актуальным, когда на дворе стоят те самые теплые, бархатные ночи, манящие прочь от стен. Собирать в ладони городские огни и воду в кеды с непросохших луж. Город будет заглядывать в душу глазами таких же, как ты, заблудших прохожих, делая из вас лучших друзей ровно на то время, что вы держите зрительный контакт. А потом гнать дальше, глубже в себя по переулкам и дворам. И в этот момент главное не спугнуть, не обмануть его доверие. Не пустить себе в голову завтрашний день раньше, чем первый предрассветный луч коснется крыш домов. И не портить финал своей личной сказки, подаренной Городом по причине хорошего настроения. Одноразовые друзья позовут посидеть в каком-нибудь уютном местечке. Вы выпьете пару чашек кофе и неспешно поболтаете за жизнь, пока сонные официанты не погонят назад — встречать рассвет, шлепая по лужам мостовой.
Господи, помоги мне остаться сумасшедшей.
Не верь. Не бойся. Не проси.
И больше не задавай вопросов —
В вороньей стае не любят альбиносов
И тех, кто с рождения с небом на ты.
Плачь.
Наполняй тоской медный чан.
Слезы смешай с живой водой из-под крана.
Выведи ей пятна с любимой куртки рваной
И сохрани на будущее как талисман.
Танцуй.
Заведи сумерки как часовщик.
Живую воду сегодня жди в полвосьмого.
Найти бы в этом затхлом городе второго,
Кто понимает на слух птичий язык.
Люби.
Хоть матрас разрисован инеем.
Город спит. спит на дне медного чана лихо.
Кто-то тронет за плечо, спросит тихо:
А далеко ли до неба, милая?
Он мечтал о билете до Питера
В одну сторону.
Но что-то вечно не клеится,
Недостаточно бьется за воротом.
Слишком мало стихов,
Чтобы читать их до ночи.
Перестань уже слоняться по городу,
Одиноче.
Он мечтал написать книгу
И переплюнуть Толстого.
Но в книге всё война, о любви ни слова.
Только пуд темени, лжи и больных заморочек,
А в мыслях все тот же хмельной голосочек:
«Давай еще одну строчку про хреновый денёчек?
Давай еще строчку,
Но – уговор! —
Без трех точек».
Он мечтал всё о славе, но в груди несется торнадо.
И спасать от торнадо его не надо.
Тащить в тихую гавань, перевязывать раны.
Он и так знает, откуда все эти котлованы.
Он мечтал,
Но вновь метафоры окрашивал в черный.
У него это выходило смешно, отчаянно,
Рефлекторно.
Как будто ладони вымазал в едкой саже.
Нарисовал пару шрамов на лице персонажа.
И вроде бы вот-вот, кажется, что-то нащупал.
Но все для того, чтобы в мыслях голос запутать,
К утру вновь отчаяться,
Пожалеть и перечеркнуть.
А голос смеется:
«Друг, так может в этом и суть?»
Пять утра. За окном такая непроглядная темень с парой сиротливо мерцающих фонарей где-то на периферии, что, казалось бы, спи себе и спи, пока в этот мир не вернется хоть один луч света.
Я не сплю. Я слушаю свой будильник.
Мне видится, как вчерашний день стащил с вешалки мое любимое пальто, взял подмышку свои башмаки, чтоб не стучать каблуками по полу и шмыгнул за дверь, в метель. Так тихо и ловко, что скрипучая входная дверь не издала ни звука. И теперь искать его нет смысла, все следы давно замело снегом и предрассветной тишиной.
За порогом моего дома распахнулась ухмыляющаяся черная дыра, заглатывающая в себя все, что мне не удалось удержать. А жаль, эта сволочь ушла в моем пальто.
