Умереть суждено каждому, но не каждая смерть имеет одинаковое значение.
Мао Цзэдун
Время, отведенное человеку, подобно крупицам в песочных часах: наблюдение за ними кажется бесконечным и утомительным, но последняя песчинка касается дна гораздо раньше, чем мы успеваем это осознать. Эта мысль давно не дает ей покоя. И чем сильнее она хочет от нее отвертеться, тем параноидальнее она крутится в ее голове. Нет-нет, она боится вовсе не смерти, так, по крайней мере, она убеждает себя. Страх и стыд выворачивают ее душу наизнанку, когда изнутри что-то шепчет: для чего ты пришла в этот мир и кем из него уйдешь? До чего же отвратительный скрипучий голос. Немедленно прекрати, хватит, успокойся! Только не здесь и не сейчас, прошу тебя… Но молоточек безжалостно стучит в висках. Цзинь-цзинь: бездарь, прожигательница жизни. Цзинь: убийца, воровка. Цзинь: потаскуха. Врезаясь тысячами иголок и растекаясь по венам жгучей, невыносимой болью, другая она подает тихий, робкий, но не смолкающий голос.
На нее пристально глядят пара глаз и ствол револьвера. Она хочет проснуться, но это не сон. То ужас реальности, которую она создала собственными руками. Обшарпанные стены и осыпающаяся штукатурка на ее вечернем платье осязаемы ровно так же, как и осознание того, что все происходящее – выдумка и абсурд. Эту игру затеяла не она. Она была лишь пешкой, надеявшейся перебраться на ту сторону доски и стать если не ферзем, то кем-то приличным в этой жизни. Но разыгранный гамбит обернулся против нее. Потеряв все важные фигуры, жертвовать больше нечем. Остается ждать, когда противник сметет с доски жалкие остатки.
– Детка, ты ведь знаешь, я все еще люблю тебя, но доверять тебе я больше не могу, – мужская ладонь гладит ее растрепанные волосы и бережно вытирает размазанную помаду. – Если ты не сделаешь выбор, его сделаю за тебя я. А мой выбор однозначен, ты ведь понимаешь это?
Не спеша он садится на край стола и берет револьвер. Ее ногти против воли вонзаются в кожу, она все еще надеется проснуться.
– Ты правда думала, что и на этот раз тебе удастся отвертеться… Отмолчаться… Спрятаться от принятия решения?
Его вкрадчивый голос пугает ее, но больше всего она боится, как он смотрит на того, кто сидит за столом напротив. В тусклом свете единственной лампы его силуэт едва различим. Его немое присутствие выдает рубиновый блеск стекающих капель из рассеченного кастетом виска. Змеевидные ручейки расползаются по промокшей насквозь рубашке, падают на пол и, кажется, продолжают свое движение, отбирая капля за каплей пространство у душных стен. Его кровь повсюду: на револьвере, на его руках и теперь на ее губах.
– Если бы только человек с рождения понимал, что если не решает он, то решают за него. Если он не противостоит злу, то молча в нем участвует. Многих бы войн просто не случилось, правда, друг мой? – Он оборачивается к тому, чей рот заклеен лентой, руки стянуты наручниками за спиной, но в чьем взгляде по-прежнему читается вызов. Такая дерзость скорее забавляет, чем злит его. Он понимает, что все это – лишь блеск догорающих лампад. – Но парадокс в том, что человек устроен ровно наоборот. Именно поэтому жизнь на земле иррациональна, непредсказуема и полна веселья. Кто не принимает этих правил, остается за ее бортом.
Жалостливо кивая в сторону пленника, он раскручивает барабан револьвера. Ее дрожащее от озноба тело накрывает новая волна конвульсий. Пытаясь совладать с собой, она сжимает в кулак непослушные пальцы.
– Пристрелишь его, как когда-то своего щенка? – слышит она из глубины свой трусливый голосок, играющий в надменность.
Секунды молчания превращаются в вечность. Его лицо обезображено театральностью – тысяча масок, и ни одной настоящей. Она не может разобрать, что он чувствует сейчас. Лишь глаза вопрошают, что еще он успел ей рассказать.
– Всемогущий и ни над чем не властный… – улыбается она в ответ. – Ты так старательно скрывал свое прошлое, что потерял грань настоящего. Ты ведь сам учил: прошлое можно стереть из архивов, убрать свидетелей, но из твоей головы оно не исчезнет. Оно будет точить тебя изнутри, вылезать из каждой щели, напоминая о себе в самый неподходящий момент. Хочешь ты или нет, но это часть тебя, а от себя не скрыться. У меня лишь один вопрос: зачем ты это сделал?
– Все разложила по полочкам, а главного не поняла, – сотрясающий стены смех проникает ей под кожу. Он склоняется к ней, обрамляя ее голову своими огромными ладонями. – Что такое страх? Например, как сейчас, ты боишься меня, но на самом деле тебе боязно потерять то, чем ты так дорожишь. Что такое свобода? Это не обусловленная страхами возможность выбирать. А жизнь? Что есть, по-твоему, жизнь? Непрерывная борьба с самим собой. Превзойти себя, стать выше того, что тебя сдерживает – вот цель нашего пребывания здесь. А что с собой делаешь ты?
Резким движением она вырывается из его рук. Отвращение и ненависть переполняют ее. Она вольна бежать, как делала это прежде, но что-то цепкими оковами удерживает ее на месте.
– Только посмотри, в кого ты превратилась. Воплощение сдержанности и толерантности, любви и понимания, прощения и сострадания, – его лицо искажает презрительная гримаса. – Ты идеальная почва для выращивания ненавистного тобою зла. Терпимость – самый страшный грех, и ты непрерывно ему предаешься.
Она не видит, но слышит, как он взводит курок, решительно направляясь в противоположный конец комнаты.
– Нет-нет, постой… Ведь это не ты… Это не ты говоришь… – из ее груди вырывается беспомощный стон. Стены сужаются, он сводит ее с ума, заставляя забыть, что это она расписала роли. – Вспомни, кто ты есть на самом деле… Кто тот мальчик, кем ты был в детстве?
– Его нет и никогда не было! – неистовый рев заставляет ее содрогнуться.
– Ошибаешься, он перед тобой, – она делает последнюю попытку достучаться до его разума. – От прошлого не скрыться! Взгляни на себя, и ты увидишь его!
Склоняясь над узником, скользящим движением он посылает вдоль стола револьвер. Холодная сталь касается ее ладони.
– Пусть будет по-твоему, но выбора тебе не избежать… Он или я. Рабство или свобода. Принадлежать или владеть. Бежать или преследовать.
Стук молоточка усиливается в ее голове. Сжимая пульсирующие виски, она пытается вспомнить его имя, где она и сколько времени все это длится. Она не хотела ничего плохого. Делать все, что в ее силах, но не выдавать себя. Разве в этом и заключается ее самая большая ошибка? Она пытается ущипнуть себя, но вместо рук… Вместо рук поглощающая пустота. Немой крик сдавливает горло. Кто эта женщина, что стоит в двери? Что она шепчет у них за спиной? В ее глазах плывет и двоится, словно в оконных глазницах после дождя. Эта прическа, платье, сумочка – разве эти вещи не принадлежат ей? По ее лицу стекают слезы и капли пота. Она хочет пошевелиться, но она стоит там… Но как тогда… Кто все это… В ее голове роятся сотни вопросов и ни одного ответа. Ах, если бы только жизнь была подобна песочным часам, которые всегда можно перевернуть и начать сначала.
