Космический корабль-перевозчик изрыгнёт в космос шлюпку. Пилот шлюпки будет уже наготове и, взяв управление в свои руки, поведёт маленькое судно к мирно кружащейся оранжево-серой планете с редкими коричневыми и зелёными участками.
Пройдя сквозь дымную и облачную атмосферу, надёжно защищённый, стремительно обтекаемый звёздный транспорт в форме сильно приплюснутой сферы с превосходной управляемостью и тончайшей, легчайшей взаимной сменой ускорения и разгона приземлится прямиком на скалистый уступ. Почти неслышно зашипев, отойдёт в сторону и, перекувырнувшись, поднимется трансформер-дверца из бронестекла, чтобы откатиться к верху шлюпки и там застыть, притянутая управляемыми магнитами. Пассажир – немолодой мужчина с седыми волосами стрижкой «бобриком», мужественным, бесстрастным лицом в морщинах, одетый в стандартную защитно-маскировочную униформу средней руки галактического путешественника – выберется из мини-корабля и, держа наготове трёхпозиционное ружьё (энергетический импульс/плазма/лазер), двинется в сторону редкого недружелюбного леса.
Все деревья в лесу будут голыми, чёрными – смесь копоти, оставленной звездолётами, взвеси пепла, непрестанно оседающей из атмосферы, и отшелушивающейся, старой и больной, истончившейся и помрачневшей коры; на своём пути мужчина с пушкой встретит немало проплешин, где вместо выжженной и погибшей от недостатка питательных веществ и газов травы – однотонные, шершавые, будто коленка старика, круги, овалы, трапеции и прочие геометрические фигуры и их экспрессионистские аналоги. Преодолев две-три сотни метров и не обнаружив искомого – а точнее, искомых, – пришелец в форме начнёт дуть в звукоимитатор, что настроен на голос животного; настроек у минитюрного, похожего на губную гармошку аппарата – более ста пятидесяти, однако человеку нужна лишь одна, определённая.
Никто не откликнется на зов.
Космонавт в спецформе двинется дальше, поводя глазами и ружьём, всякую секунду ожидая нападения или поспешного бегства… но никто: ни отчаянно-смелый, ни самоубийственно трусливый – никто не встретится ему на пути. А он, обойдя хилый вроде-лес и напрямую, и после – полукругом, даже и тогда не потеряет надежды; возвращаясь назад, он не перестанет мысленно повторять:
«Сейчас… вот сейчас, да!.. Надо выждать ещё минутку… ещё две минутки, пяток, и тогда!..»
Только всё впустую.
Огорчённый и удручённый, а кроме того, злой, нет, скорее, пожалуй, взбешённый, мужчина, похожий на солдата, закинет ружьё внутрь услужливо-приветливо открывшейся шлюпки, заберётся туда сам и, изрыгая проклятия и ругательства, взмоет вверх – обратно через атмосферу и в космос. Спустя полчаса-час его подхватит первый следующий заведённым, межгалактическим маршрутом перевозчик – аналог века́ назад устаревшего земного автобуса или трамвая, – и мужчина улетит прочь, выбросив из головы мысли о недавно посещённой планете. Когда вернётся домой, на Таурус-7, он расскажет ребятам, как его фантастически надули в ведомстве космической охоты; разрешение на отстрел он, ведо́мый бессильной яростью обманутого, сожжёт ещё на перевозчике, бросив титановую крышку с яркой красочной 3D-надписью в перерабатыватель ближайшего робота-мусорщика.
А внизу, если забыть про неоднозначность ориентирования в открытом космосе, где-то на серо-оранжевой, но не радостных, а грустных, боязливых оттенков планете, из глубокой-глубокой норы покажутся два горящих красных глаза… чтобы тут же сгинуть. И снова для гипотетического случайного наблюдателя негостеприимная неинтересная планета увидится пустой.
Скотт устало зевает и нежно гладит ружьё.
– Где же он?
Грэг умоляюще смотрит на приятеля.
– Спрятался, когда почуял нас, – объясняет он прописную истину Скотту, который и без того всё знает.
– Это-то понятно. Но куда он мог спрятаться?!
Устало вздохнув, Грэг всё-таки решает продолжить затеянный от скуки и долгого ожидания разговор.
– В нору – ты же знаешь, у них много нор. Чересчур много. А их самих очень мало – потому за них и платят бешеные деньги. Или ты думал, это будет как в присказке: «Пришёл, увидел, победил»? Наивно!
Скотт вздрагивает.
– Слышал?
– Ветер, – безразлично отзывается Грэг… и вдруг прикладывает палец к губам. – Тихо!
Они стоят, неподвижные и напряжённые; оба стараются не выдать волнения, чтобы ненароком не издать звука, который вспугнёт его. Ожидание длится минуты три: их ноги затекают, руки, сжимающие ружья, потихоньку трясутся, выдержка проверяет обладателей на прочность, словно вот-вот собирается отказать им. Грэг косится налево, Скотт направо – никого. Тогда они синхронно оглядываются назад, а потом друг за другом – сперва Скотт, за ним Грэг – смотрят вперёд. Вокруг по-прежнему лишь пустота.
Воспользовавшись удачным моментом, внезапно налетевший ветер срывает со Скотта шляпу – дань ретротрадициям и желанию выделиться в эпоху роботизации, миниатюризации и космических странствий. Осторожно, лишь бы не вспугнуть того, кого они ищут, Скотт медленно нагибается, бесшумно и быстро хватает шляпу за широкое, а-ля Индиана Джонс поле – и, готовый столь же аккуратно разогнуться, замирает статуэй.
Два крохотных, горящих красным глаза, совершенно не мигая, проедают его взглядом из неширокой и невысокой прогалины в кустах; как он появился там, беззвучный, точно бы невидимый и почти неуловимый, приятели не имеют ни малейшего понятия. Глаза́, пара раскалённых докрасна фонариков, наконец мигают.
– Грэг… – как можно тише шепчет Скотт; его руки заледенели, стискивать ружьё становится неудобно.
– Вижу, – максимально неслышно откликается Грэг. У него примерно те же проблемы, только руки не превратились в ледышки, но вспотели; металл оружия скользит в становящихся неверными ладонях.
Плавно Грэг наводит дуло ружья на точку между двойными кроваво-красными «фонариками» – приходится всё делать чрезвычайно плавно, из-за чего время растягивается в разы, в десятки раз. По прошествии половины минуты (или двух минут? или десяти?!) оскаленный зев трёхпозиционки указывает в нужном направлении; точность наводки подтверждает хитрый прицел, незримый для жертвы, но прекрасно видимый на крошечном экране-мушке охотнику. Остаётся нажать на сенсокнопку – абсолютно беззвучный процесс, – и объект охоты лишится правого глаза, а вместе с ним и жизни.
– В левый, – подсказывает Скотт. – Бей в левый глаз: он смертоносный.
– Нет, правый, – не одними губами даже – единственным их уголком произносит Грэг.
Скотт понимает, что отвлекает Грэга, но уверен в собственной правоте.
– Говорю тебе, левый.
