1. Глава 1.
Андрей
Каждый раз, проходя по этому задымленному темному коридору, мое подсознание подкидывает картинки шестилетней давности, где прямо на этом месте я получил неслабо по морде, о чем всё это время не дает забыть постоянно заложенный нос. С тех пор моё жизнеобеспечение поддерживается с помощью сосудосуживающих капель, распиханных по карманам моих шмоток (1).
Толкаю дверь мужского сортира, оказываясь в небольшом тускло освещенном помещении, хорошо изолированном от повышенных децибелов, но не спасающем от звона в ушах. Еще каких-то пару лет назад я кайфовал от этого состояния, сейчас… наверное, я старею.
–— Да… да! Еще!
Умоляющие женские стоны и ритмичные удары дверцы туалетной кабинки отражаются от стен, попадают мне в кровь и стремительно несутся вниз, заставляя джинсы в области паха неприлично натянуться.
–— А-а! Черт! — проникновенно стонет девчонка под глухой мужской рык.
Усмехаюсь и поправляю брюки.
Быстрый перепих в клубном туалете – меня мало удивляет. В бурной молодости я сам ни раз этим грешил, но то, что мое тело среагировало на вопли стонущей девки, пугает меня самого, никогда до этого не замечающего за собой сексуальной девиации.
Вхожу в соседнюю кабинку, забыв, для чего вообще сюда притащился и, как извращенец, подслушиваю то, что творится через тонкую перегородку.
— Руки! — шипит деваха. – Я сказала: «Без рук!».
Аккомпанемент шлепков ускоряется, их стоны учащаются, а затем резко всё смолкает.
Я замираю тоже. Жду, когда братцы-кролики покинут туалет, чтобы не стать их случайным свидетелем.
Слышу какое-то копошение, а потом в помещение врывается клубная музыка, но тут же стихает.
Ушли.
Делаю свои дела и выхожу из кабинки.
Я хочу помыть руки, но замедляю шаг, потому что у раковин стоят неприлично длинные ноги. Они настолько длинные и оголенные, что мне приходится скользить по ним вверх несколько томительных секунд.
Тонкие щиколотки, прокаченные, но изящные икры и манящие бедра, наполовину прикрытые черной тканью платья, оттопыренная задница и голая спина — напоминают, что я — мужик и, что секса у меня не было с тех пор, как мы расстались с Тоней около трех месяцев назад.
Медленно веду глазами вдоль ровного позвоночника и зрительно касаюсь завязки на шее. Оголенные плечи и спина не оставляют шанса фантазиям, потому что её вид вызывающе вопит, что девушка без верхней части белья. И я был бы не прочь узнать, есть ли на ней его нижняя часть.
Подхожу и встаю рядом, занимая соседнюю раковину. Включаю кран и мою руки.
Она стоит, слегка наклонив корпус вперед. Смотрит в зеркальную гладь и указательным пальцем правой руки размазывает что-то блестящее и сладкое по губам. Она не может не чувствовать, что я на нее смотрю, но старательно игнорирует мое присутствие.
В том, что в кабинке стонала она — меня не смущает. Обескураживает то, как нагло и дерзко эта шлюшка ведет себя в мужском царстве членов. Это я себя чувствую здесь непрошенным гостем, а ее, кажется, устраивает всё.
— В женском ремонт, — она поворачивается всем корпусом с легким прищуром и хитрой улыбкой на лице. Томно ведет обнаженным плечом и бросает в мизерную сумочку розовый тюбик.
Мне хватает секунды, чтобы в тусклом освещении сортира разглядеть её лицо, обрамлённое прямыми тёмными волосами чуть ниже плеч, разделенные ровным пробором. У неё тонкая нижняя губа, но очень чувственная объемная верхняя, по которой она манко проводит кончиком языка. Выразительные глаза, цвет которых разглядеть в темноте не удается, настолько большие, что кажутся непропорциональными к ее худому маленькому лицу. Она похожа на сову.
Девушка даже не пытается разглядеть в ответ меня, лукаво подмигивает, разворачивается на своих нереальных каблуках и, не спеша, идет к двери.
Я провожаю ее бесконечные ноги и сглатываю слюни, которыми заливаю глянец полов.
И только когда за ней закрывается дверь, я отмираю.
Ну и что это было?
Впал в анабиоз, как потливый подросток при виде голой женщины. Не пойму, почему меня торкнуло, когда уже давно особи, подобные ей, меня не привлекают. Лет пять назад — да: я бы потащился за ней и сделал так, чтобы ее длинные ноги этой ночью были на моих плечах, даже зная о том, что пятью минутами раньше её имел другой мужик. В сегодняшней реальности — я за перспективные отношения, а не за одноразовое удовольствие, поэтому завязываю яйца в узел и выхожу из туалета.
Иду вдоль черных стен, когда из женской уборной высыпаются хохочущие девчонки. Пропускаю девушек вперед и иду следом.
«В женском ремонт»…
Усмехнувшись, вхожу в клубное месиво. Басы вновь оглушают, отдаваясь пульсирующими битами в висках. Перемещаюсь между столами, задевая плечом лысого кабана, прущего, как локомотив без тормозов. Лысый стремительно включает бычка, будто весь вечер ждал, кому можно сегодня втащить, но выбитого однажды в этом клубе зуба и сломанного носа мне хватило, поэтому, извинившись, протискиваюсь к друзьям.
— Я уже собирался на твои поиски, — Макс Филатов (2) перекрикивает музыку и делает глоток коньяка, сощуренно прослеживая за моими потугами перескочить выставленные в узкий проход, между столом и диванчиком, колени надравшегося Вадима.
Троллинг Филатова уже откровенно подзадолбал (3).
— Лучше бы поблагодарили за спасение ваших жён, — перевожу взгляд с Макса на Леона и затыкаюсь. Прикусываю себе язык, когда вижу, как у Игнатова (4) расширяются зрачки.
— Не понял, — Леон ставит стакан на стол и выжидательно смотрит то на меня, то на Филатова, который уже несколько раз затянул веревку на моей шее. Гребаный городовой, я и забыл, что о том случае Игнатов ничего не знает. — О каком спасении идет речь? Макс? — Леон поворачивается к Филатову и хмурит брови.
— Забей, брат. Я тебе потом на досуге расскажу, там ничего интересного, — Филатов поглядывает на меня, обещая скорейшую расправу, и обхватывает ладонью шею Леона, притягивая друга к себе, соприкасаясь лбами. — У тебя дочь родилась, мужик, вот, что сегодня главное.
Поддатый Игнатов расплывается в придурковатой улыбке и обнимает Макса, похлопывая по спине.
Можно выдохнуть. Празднование рождения очередного ребенка в семье Игнатовых с легкой руки Филатова не переросло в коллективный вечер воспоминаний.
— Предлагаю за это выпить! — откуда-то из-за моей спины доносится голос ушатанного в хлам Вадима.
— Поддерживаю! — поднимаю стакан, и мы вчетвером ударяемся бокалами. — Имя выбрали? — хрен знает, зачем интересуюсь, я ведь даже не помню имён его старших детей.
— Угум, — кивает Леон, засовывая в рот дольку лимона. — Дианкой назовем.
Улыбнувшись другу, поднимаю вверх большой палец и перевожу внимание на танцпол.
Световые импульсы стробоскопа облизывают изгибы ее тела, тонкие худые руки и беспощадные ноги, когда она двигается в ритме электронной музыки. Зависаю на обнажённой спине. Подобно гипнозу клубная суета сменяется размеренностью, стирая усталость и напряжение дня, и я слежу за каждым её движением. Она танцует, повинуясь инстинкту, расслаблено, вызывающе и провокационно. Шикарная дорогая стерва.
