Надвигалась ночь. Солнце садилось за горизонт, затянутый полчищем туч, и будто тонуло в адовой топи. Где-то у реки звучали грустные переборы кавакиньо1, в которые вплетались тоскливые ноты беримбау2.
– Ваша светлость, сеньор де Аргуэлло, люди Сан-Ардо никогда не забудут, что вы сделали для них.
– А я, как Иисус, смог допустить это,– капитан устало посмотрел на сидевшего перед ним Лопеса и язвительно улыбнулся.
– Вы крепко самолюбивы,– покачал головой трактирщик и заботливо подлил капитану душистого вина.
– Есть такой грех… – дон надкусил яблоко.
– Как говорится,– Лопес осекся, понимая, что в своей хмельной откровенности идет на краю дозволенного, но под требовательным взором офицера продолжил: – Как говорится в народе: каков корень – такой и плод. Батюшка ваш тоже, точно неприступный бастион… Не случайно же его кличут не только Святым, но и Железным Доном…
Луис усмехнулся: трактирщик был прав, только он, конечно, трусил и оттого не сказал крепче.
– Да… Эти скоты успели много здесь наломать дров,– капитан выпустил в потолок облачко дыма и задумчиво поглядел на мерцающий кончик сигары.
Трактирщик согласно затряс головой, болезненно придерживаясь рукой за изуродованную щеку.
– Это не жизнь, сеньор, а горящая земля под ногами… Но что нам делать, ваша светлость? Разве овца способна спорить с волком?
– Встать! Прежде всего встать с колен и драться, если в дом лезет зверь. Ведь ты здесь не один, Лопес…
Наступило молчание. Трактирщик пару раз вздохнул и с недоверием к тому, что жить можно как-то иначе, по-смотрел из-под бровей на капитана – человека, спасшего жизнь их пуэбло. Он долго и внимательно, точно хотел понять скрытый секрет, разглядывал его руки, лицо, шпагу… Затем шепнул сдавленным голосом:
– Я понимаю вас, сеньор де Аргуэлло, в жизни наступает момент, когда пропадает страх, но…
– Что «но»?
– Зверь зверю рознь… – Лопес перекрестился и потупил глаза.– Простите, ваша светлость, но моя таверна не церковь для исповедей.
– Ну вот что… – дон Луис пристально посмотрел на трактирщика, и того передернуло от горячего взгляда черных, что кофе, глаз.– ОН был здесь?
– Нет, нет,– втягивая голову в плечи, совсем тихо пролепетал Лопес.– Я даже не знаю, о чем вы говорите, сеньор…
– Зачем врешь? Ты разочаровал меня, старик. Я думал, мы как пальцы на одной руке, сжатые в кулак против зла, а ты…
– Прошу вас, дон Луис! – взмолился Лопес.– Не просите от меня так много… Боже мой, за что вы так пытаете меня? И что хотите доказать?
– Только то, что я доказал себе в очередной раз,—Луис грустно усмехнулся и затушил сигару.– У меня нет настоящих союзников и друзей… Ладно, это был всего лишь экзамен для вас всех… И вы его не сдали. Но в следующий раз оценок не будет. Мой эскадрон просто проедет мимо.
– Только не это, только не это, ваша светлость!
Трактирщик мгновенно припал к руке капитана.
– Тогда какого беса вы все молчите?! Я опросил каждого, и каждый словно без языка. Вы должны стать мужчинами, наконец! Женщин из вас, один черт, не получится. Проще всего твердить: ничего не вижу, ничего не слышу, не говорю… Так здесь пропадали люди до прихода бандейры, Анжело? Ты понял меня?
– Может быть, сеньор… может быть… Пощадите, я хочу жить. Это дело правосудия и церкви… У меня ничего нет, кроме впечатлений…
– А убийства в Сан-Лукас, в Санта-Инез, в Пасо-Роб-лес, в Чуаларе, черт возьми, не прибавили тебе впечатлений? Нет, Лопес, это дело и твое и мое, а не только правосудия. Оно верит в случайность этой крови только из-за лени и страха, списывая всё на смуту в стране. Но ты ведь знаешь, старик, что это не так… Что это дело рук…
– Санта-Мария! – трактирщик обхватил голову руками. С его лица начала сбегать краска, оно приобретало восковой сероватый оттенок. Колени мелко задрожали. И он шепотом, в котором звучал предельный ужас, сказал:
– Заклинаю вас ранами Господними! Зачем вы произносите ЕГО имя?
– Что же в сем дурного?
– Как что? Или вы жаждете, чтобы сюда явился его призрак? – Лопес зашептал молитву, когда через порог на веранду шагнул Аракая.
– Что тебе? – Луис вскинул строгие глаза на сержанта.
– Есть дело, команданте! – сбивчиво протараторил Винсенте, склоняясь к уху капитана.– В Сан-Ардо, похоже, нашелся один смельчак, который готов развязать язык…
– Deo gratis!3 Кто он?
– Слепой.
– Боже, гончар Рипозо… – вырвалось из груди трактирщика.– Я так и знал!
Луис нетерпеливо перекинул ногу.
– Слава Христу, что в этой дыре еще не все мужчины стали вязать чулки. Зови же скорей! Где он?
– Сейчас подойдет, ваша милость,– глаза сержанта вдруг заблестели.– Вот… – он положил два кожаных мешочка перед капитаном.
– Что это?
– Грабленое добро, ваша светлость, найденное в поясах мародеров.
Луис без особого интереса расшнуровал один: он был полон явно крадеными безделушками из серебра и золота, причем у большинства из них рубины и сапфиры покрупнее были выдраны «с мясом», впрочем, как и коронки, выломанные у жертв вместе с костью.
– Хорошо, оставьте, сержант. Разберусь. Всё?
Вместо ответа Винсенте лукаво улыбнулся:
– Вас просят на выход, сеньор.
– Кто?
– Та самая пташка, команданте, голос у которой, как ручей озера Буэна Виста.
«Черт, опять она со своей любовью, ведьма… От такой скорее повесишься»,– подумал Луис, нехотя поднялся и вышел.
Оставшись вдвоем с лавочником, Винсенте не замедлил бросить себе в желудок жареного цыпленка, выпить кружку вина и разжиться сигарой.
– Это тебе чаевые, амиго,– прихватывая со стола пару яблок, скупо звякнул монетой довольный сержант.
– Всего два сенса? – Лопес возмущенно приподнял брови.
– Перестань орать как мышь, рожающая ежа,– сержант грозно надулся.
– Помилуйте, уважаемый! Но какие же это чаевые?
– А ты, дурак, всё разом-то не трать! Ну-ну! Не таращь на меня свои наглые глаза, плут… Ты и так с любого сможешь снять сапоги на ходу… Радуйся, что остался жив… Ты вообще должен по гроб жизни бесплатно кормить королевских драгун, так-то! Мы в вашей деревне потеряли семь человек!
В это время на веранде заслышался голос капитана; сержант, погрозив кулаком хромоногому Лопесу, поспешил навстречу своему командиру.
* * *
– Калифорния… – слепой Рипозо растянул спаленные солнцем губы.– Ставлю свой гончарный станок против твоего коня под седлом, капитан… Это край духов и убийц,– он провел иссушенной глиной и водой ладонью по морщинистому лбу, поправляя черную повязку на глазах.– Что, разве не так?
Голос старика резанул слух. Он напоминал глухие удары бубна, в который бросили горсть речной гальки.