ГЛАВА 1 Борьба со страстями
Шелест простыней, жар разгоряченных тел, сплетающихся воедино, тяжёлое дыхание — одно на двоих, и стон. Его? Мой? Не знаю. Да сейчас это и неважно.
Сладкая истома охватывает всё моё существо. Глаза ослепляет яркая вспышка. Тело изогнулось дугой, и тут же забилось в судороге экстаза. Тот, чьи объятия напрочь лишают меня разума глухо зарычал, последний раз поддаваясь вперёд. Жёстко, болезненно и безумно сладко.
Лежу, лицом вниз. Пряча в подушке лицо, искусанные припухшие губы. Нагая. Утомленная. С глупой улыбкой на губах. Внизу живота всё трепещет, и кажется я до сих пор ощущаю как пульсирует во мне изливаясь, упругая горячая плоть.
Сил нет. Совсем. Говорить и то не могу.
Бурная вышла встреча, после двухнедельной разлуки. Двух, мучительно долгих, наполненных страхами и переживаниями, недель, показавшихся мне вечностью. Да и как не волноваться, если он не просто военный, а боец секретного спецподразделения. Вернее, старший лейтенант. “Уже не рядовой, ещё толком не офицер”, — как говорил сам Юра.
Куда закидывали его на этот раз?
Не известно. Спрашивать бессмысленно — не ответит.
Пока его не было рядом, постоянно гадала: выживет ли? Вернётся ли?
Ведь не факт. Гарантии нет.
Но в этот раз он выжил. Вернулся. И вот это его возвращение, возможно, не переживу я.
Но умру счастливой, — мелькнула мысль, в ответ на ласковые прикосновения лежащего рядом мужчины. Пальцы Юрия почти невесомо прошлись по коже спины. Я невольно вздрогнула от щекотки и волны предательских мурашек. Внизу живота вновь разливается тепло. Вот же! Казалось бы, сколько можно-то?
Повернуться бы, взглянуть в его бесстыжие глаза, но лень. Все силы из меня выжал. А потому просто лежу, пытаясь прикинуться столь распространенным в народных байках — спящим “бревном”. Вот заслужила я отдых, честно! Сколько можно уже измываться над моим измученным телом? Я безусловно рада что он настолько соскучился, но ещё чуть-чуть и завтра уже не смогу встать с постели.
Оскара за использование роли “Бревна” мне не дадут. Неправдоподобно оно живое, нет-нет да вздрагивающее. Сложно делать вид что спишь, и ничего не чувствуешь, если внутри всё уже клокочет от желания. А он словно издевается, будто не видит, что всё это не более чем игра. Так и хочется сказать: “Возьми уже меня! Да пожестче”. Но нет, не дождется! Ведь специально меня мучает этими ласковыми пытками. Ждёт, когда не вынесу, взмолюсь, озвучу рвущиеся наружу слова, и, проиграю недавний глупый спор.
— Упрямая… — шепчет, явно садясь, судя по слегка прогнувшемуся матрацу, и продолжая садистскую игру — легонько, почти невесомыми движениями, оглаживает ставшие неимоверно чувствительными щиколотки, постепенно поднимаясь всё выше… Выше… И выше…
Медленно! До чего же медленно…
Его пальцы касаются внутренней стороны бедер, и я вцепляюсь зубами в подушку, сжимая в кулачках ни в чем не повинную простынь.
Ну же, давай! — мысленно прошу, но он глух к моим безмолвным позывам. Я как та цитадель, что уже сдалась на волю победителя, гостеприимно открыла врата, ожидая когда войдут. Ан нет, вместо того, чтобы овладеть входом в святая святых, он лишь лёгкими, мучительно медленными, движениями обвёл контуры ягодиц и заскользил вверх. По изгибу поясницы, вдоль позвоночника, к лопаткам… Вынуждая не просто таять как воск, а гореть в его умелых руках.
В животе свился жаркий пульсирующий ком. Он крутится так-сяк, вращается, будоража сознание и тело. Дыхание сбивается, сердце, того и гляди, вот-вот выскочит из груди. Извиваюсь, с трудом подавляя рвущиеся наружу всхлипы и стоны. Главное, не закричать.
Глупо, но принцип не проигрывать у меня в крови.
Откуда силы взялись? Не знаю. Ерзаю, прогибаюсь, открывая его взору самое сокровенное, пусть и без слов, но более чем красноречиво, говоря, что готова.
Он не спешит, наслаждаясь моей реакцией. Гладит, ласкает. Невесомо, но так чувственно, что хочется скулить вымаливая большего. Сил нет терпеть эту сладкую муку.
Мгновения растягиваются в вечность. Прикосновения становятся весомее. Гладят, сжимают. Но его руки по-прежнему обходят стратегически значимые объекты. Словно и не завоёвывают территорию, а просто играют. Будто обладатель сводящих меня с ума пальцев не жаждет ничего большего. Ощущаю себя сломленной рабыней в руках жестокого господина.
Рывок, и я лежу на спине.
Гостеприимно раздвигаю колени. Всем своим существом сосредоточиваюсь на ощущениях там, внизу, где всё давно уже горит от желания, набухло, и жаждет куда большего, нежели позволяет мой господин.
Прикосновение к самому чувственному месту заставляет выгнуться, поддаваясь вперёд, навстречу… Всего лишь руке?!
Гад! Садист!
Но какой же умелый…
Его пальцы пробегают по трепещущим складочкам. Неспешно, дразня медлительностью, раздвигают их. Скользя по влажной гладкой коже, обводят холмик клитора, и я опять вцепляюсь руками в бедную простынь.
Ласки становятся всё сильнее, настойчивее.
Не сдерживаю стон, ощутив его губы и упругий горячий язык там, где недавно царили пальцы.
Немыслимо сладко! Но и этого мало, хочется ощутить себя заполненной. Чтобы горячая упругая плоть вбивалась в меня, доставая самых глубин, вырывая из глотки стоны, вынуждая кусать себе губы, вонзаться ногтями в исполосованную моими стараниями кожу на его плечах, спине…
Отстраняется, и я замираю в ожидании…
— Вставай! Подъем! Кто рано встаёт, тот…
Стон разочарования пронзает тишину комнаты. Забираюсь с головой под подушку, не желая слышать треклятые песенки, что поёт раздражающе бодрым голоском мой будильник. Выкинуть бы его, но рука не поднимается. Ведь этого пустозвона в дом когда-то притащил Юрий. В мой дом, уже четыре года как превратившийся в мемориал моей любви. Памятник былым отношениям.
— Вставай! Подъем… — доносилось даже сквозь толщу подушки.
Эх… Это был сон. Опять, всего лишь сон.
Юрий. Мечта юности, насмешкой судьбы ставшая сначала реальностью, а после выявления факта моей бесплодности — прошлым. Внезапно. Неотвратимо. Был рядом, вечером узнал о диагнозе, что-то говорил о том, что это не важно, всю ночь заставлял моё тело плавиться в его объятиях, вынуждая позабыть о всех горестях и печалях, а на утро ушёл на работу, и… Не вернулся.
Я долго ещё гадала что это было: с ним что-то случилось, или попросту сбежал? Не знаю ответа и до сих пор.
День сменялся днём, неделя неделей, шли месяцы, годы. Волнение сменялось обидой, обида — тоской.
Расставание казалось трагедией всей моей жизни. Именно благодаря ему я с головой погрузилась в работу, желая забыться и всё забыть.
Ведь я — учёный, а мы люди увлекающиеся. Мало кто знает о батрахологии — науке изучающей земноводных, а вернее — лягушек. Я о ней знаю пусть и не всё, но очень много. Она — всё что у меня есть: единственная верная любовь, подруга, семья, смысл жизни.
