История 1. «Жена безумного принца. Дикая Охота». Глава 1. Дикая Охота
- Откуда у
тебя ключи?
В воздухе
пахло грозой и захваченными из дешёвой кафешки острыми крылышками, которые моя
старшая сестра Дана с превеликим удовольствием уминала. Ноги потяжелели и вспотели
в кроссовках от долгой ходьбы, асфальт под подошвами только-только остывал
после жаркого дня. Мыски нашей обувки поднимали с тротуара облачка скопившейся
дорожной пыли. Город уже которую неделю изнывал от непривычной для Москвы жары,
потому грозящаяся пролиться лавиной вода была бы весьма кстати, если бы
приближение дождя, грома и молний не казалось мне таким зловещим.
- Друг дал,
- беспечно пожала плечами Данчик. Сестрица прекратила возиться с замком на
заборе и приглашающе толкнула калитку с облупившейся чёрной краской. Одной
рукой она прижимала к груди бумажное ведро с курицей, другой манила меня
пальчиком.
- Что у тебя
за друг такой? – недоверчиво спросила я, бросив взгляд на здание заброшенной
школы за оградой. Вернее, как, заброшенной. Официально она временно не работала
и должна была отремонтироваться, но вот уже десять лет как пустовала. Во дворе
валялась куча сухих листьев, обёртки из-под еды на вынос и гнилые яблоки, была
перекопана земля, пять этажей окон смотрели на нас чёрными глазницами. Жутко.
- Он крутой,
- сказала Дана, после чего улыбнулась так, словно вот-вот разразится заливистым
смехом. – Холли Бресейл, ты что, боишься?
Я потянулась
к крылышку у неё в ведёрке и, заполучив его в кулак, впилась в мясо зубами,
чтобы списать покраснения на остроту курочки быстрого приготовления. Но Дана
всё равно начала смеяться, и её смех, словно перезвон колокольчиков, наполнил
ночную улицу. Она достала своей повреждённой рукой ещё одно крыло и спиной вперёд
ступила на территорию заброшенной школы, помахивая им передо мной. Когда я
швырнула в неё куриную косточку, сестрица только громче рассмеялась.
- Данчик, прекрати!
– разозлилась я, следом за ней преодолев калитку в заборе. – Ничего я не боюсь,
меня просто напрягает, что у твоих друзей откуда-то нашлись ключи от старой
заброшки.
Дана
нахмурилась, но даже это не испортило ослепительной красоты её кукольного
личика.
- Докажи!
Докажи, что не боишься, иначе не сможешь повеселиться ночью, как я обещала! –
заявила моя сестра, и указала крылышком себе за спину, на пятиэтажное пугавшее
меня здание. – Обойди школу девять раз. Ни больше, ни меньше, сестрёнка.
- Что за
бред?! – возмутилась я, стараясь не допустить дрожи в голосе.
- Если не
обойдёшь, не сможешь повеселиться ночью, - категорично сказала моя прекрасная
сестра.
С неба и
прямо мне на нос упала первая дождевая капля. Я угрюмо посмотрела на глядевшую
на меня со снисхождением сестру и, пнув сухую землю под ногами, двинулась
вокруг старого здания.
Поднимался
ветер, пробираясь под влажную от пота футболку и вздымая вверх светлые волосы с
розовым мелированием. Было не столько прохладно, сколько не по себе, и я
обхватила себя руками за плечи, угрюмо обходя место, где десять лет назад ещё
учились дети, а сейчас гуляют лишь пыль да такие ненормальные, как Данчик.
Вообще, моя
старшая сестра Дана Бресейл всегда была немного странной. И я говорю так не
потому, что она меня старше и красивее и потому бесит. Дело не в неприязни
между братьями и сёстрами. Просто… я как-то слышала от родителей, что именно
из-за Даны мать и отец решили покинуть семейное поместье в Корнуолле и
обосноваться в Москве, в старой квартире маминых родителей, уехавших жить в
деревню после того, как получили там дом от покойной родни. Английская бабка по
отцовской линии у меня оказалась суеверная и, похоже, чокнутая, так как уверяла
папу в том, что Дана – не их с мамой ребёнок, и им надо оставить её где-нибудь
в лесу. Разумеется, родители этого не сделали, а бабуля распсиховалась и сказала,
что с подкидышем жить в одном доме не будет, так что они уехали, и я родилась
уже в России.
Что касается
странностей Даны… она родилась без мизинца на левой руке. У неё просто не было
трёх этих фаланг. Это, конечно, было страшновато, но каких только дефектов тела
не бывает, особенно в нынешнее время. Однако мизинцем необычная внешность Даны
не ограничивалась: у неё были острые уши. Она прятала их под своими красивыми,
как жидкое золото, локонами волос, но я их трогала и в детстве не раз этому
удивлялась: кончики ушей моей старшей сестрички были треугольными, как у
какой-нибудь эльфийки или феи из мультика, а не округлыми, как у всех
нормальных людей. Конечно, всё это можно списать на какую-нибудь болезнь,
доставшуюся нам от прежде знатной родни, но я-то родилась абсолютно здоровой! А
ещё и вполовину не такой красивой, как Дана. Ни уши, ни кисть левой руки
совершенно не портили мою очаровательную сестрицу! Она всегда была худенькой,
сияющей, с кожей, лишённой каких-либо изъянов. Везучая, она никогда не болела и
не заразилась от меня ветрянкой в детстве.
Ветер
становился всё сильнее. Закаркали вороны, которых обычно куча в парке
неподалёку и по утрам у мусорных баков. Дождь вымочил волосы, а серая футболка совсем уж облепила
тело. Где-то забили в барабаны, заиграли в дудочки… Барабаны?! Дудочки?! Откуда
в Москве в полночь взяться барабанщикам и дудочникам?! Они ментов не боятся,
что ли?! Я побежала, чувствуя, как ноги сами несут меня в нужном направлении,
завершая последний, девятый круг. Мне в спину нёсся чей-то смех. Даны не было.
Вороны
закаркали так громко, что перебили звук барабанов и дудочек.
- Дана! –
закричала я, но сестра не откликнулась. Когда же я посмотрела себе за спину,
глупо надеясь, что увижу её стоящей в окне школы и посмеивающейся надо мной,
как она всегда смеялась, то увидела, что никакой школы больше не было!
Позади меня
возвышался холм, да не простой, а с огромными деревянными дверями, открытыми
нараспашку и ведущими внутрь земляного треугольника, где в огромной зале и на
земляных балкончиках устроили пляску существа в странных одеждах. Я закричала и
развернулась к выходу, но вместо забора с облупившейся чёрной краской увидела
живую изгородь, в которой копошились маленькие создания. У одних были крылья, у
других – крючковатые носики, у третьих – хвостики.
- Дана! –
снова крикнула я и увидела, как странная мелкота среди веточек и листочков
широко раскрыла ротики и обдала меня смехом.
А потом я заметила,
что в живой изгороди тоже есть проход. Должно быть, здесь, на земле или в
заброшке, где-то было разлито что-то с галлюциногенным эффектом или острые
крылышки были испорченными, и у меня просто звуковые галлюцинации и видения,
подкинутые воображением, в то время как на самом деле я по-прежнему на
территории заброшенной школы, а живая изгородь – забор. Я метнулась к проходу,
в котором подозревала калитку, но когда я приблизилась, он вдруг зарос листьями
и ветвями, в которые я ткнулась носом.
