Порт-Артур, февраль – март 1904 года
24 февраля у моряков в Артуре случился двойной праздник. Во-первых, из Питера поездом прибыл долгожданный новый командующий. Во-вторых, как по заказу, в день его приезда наконец-то удалось снять с мели подорванный еще в первую ночь войны «Ретвизан» и ввезти его в гавань.
Эскадра ожила. Ведь Макаров потребовал от командиров своих кораблей невиданного – проявлять инициативу!
После объезда всех кораблей рангом выше миноносца Степан Осипович собрал у себя командиров и устроил разнос тем, кто до сих пор не сдал в порт мины заграждения и не установил дополнительные заслонки на амбразурах рубок. На робкие попытки возразить, что, мол, «приказа, точно регламентирующего ширину щели, пока не было», Макаров начал фитилить с главным лейтмотивом: «Вы здесь с лекарем с “Варяга” встречались на три недели раньше, чем со мной, и он вам об этом говорил. А командир корабля обязан сам делать выводы, как именно поддерживать вверенный ему корабль в боеготовом состоянии».
Увы, отложенных «до усмотрения» новым командующим вопросов было множество. По части обучения экипажей каждого корабля в отдельности тому, что предстоит делать в бою, на первый взгляд положение было не столь пугающе, как громадье навалившихся судоремонтных и модернизационных работ. Но при условии дружной работы всех – от командира до молодого матроса – можно было многое наверстать.
Адмирал в заключение и высказался именно в таком ключе:
– Успех наш возможен, господа, если каждый задастся целью работать не в силу только приказаний начальства, но из сознания, что, как бы ни была незначительна его личная роль, добросовестное ее выполнение может в иных случаях иметь решающее значение. Так, как это было при Чемульпо. Именно так в ситуации практически безысходной и безнадежной поступили наши герои с «Варяга». И победили!
Если простому, рядовому комендору внушить, что один удачный выстрел его орудия, разрушивший боевую рубку неприятельского броненосца, может решить участь боя, то ведь эта мысль наполнит все его существование! Он даже ночью, даже во сне, будет думать о том, как возьмет на прицел неприятеля! А в этом заключена вся суть дела. Уметь желать – это почти достигнуть желаемого. Теперь уж поздно нам вести систематические учения и занятия по расписанию. Каждый командир, каждый офицер-специалист, каждый заведующий отдельной, хотя бы и самой маленькой частью на корабле должен ревниво, как перед Богом, как на Страшном суде, выискивать свои недочеты и все силы отдавать на их устранение. В этом деле и начальство, и подчиненные – первые его помощники.
Нельзя бояться ошибок и увлечений. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. От работы, даже направленной по ложному пути, от такой даже, которую пришлось бы потом бросить, остается опыт. От безделья же, хотя бы оно было вызвано самыми справедливыми сомнениями в целесообразности дела, ничего не остается. Помните, что мы не знаем, как считать свое свободное время, данное нам на подготовку к решительному моменту, – месяцами, днями или минутами. Раскачиваться некогда. Выворачивайте смело весь свой запас знаний, опытности, предприимчивости. Старайтесь сделать все, что можете. Но обязательно думайте, предпринимая те или иные шаги. Безоглядного безрассудства война не терпит. Конечно, невозможное останется невозможным, но все возможное должно быть сделано. Главное, чтобы все, понимаете – ВСЕ – прониклись сознанием всей огромности возложенной на нас задачи. Осознали всю тяжесть ответственности, которую самый маленький чин несет перед Родиной! Дай Бог, в добрый час!
* * *
Адмирал, как ни быстро собрался в путь-дорогу, ничего не забыл, обо всем помнил и наперед многое предвидел. Вместе с ним приехали из столицы в Артур корабельные инженеры и мастеровые старшего помощника судостроителя Кутейникова с Балтийского завода, а также полковник Меллер и с ним целая партия рабочих и мастеров с орудийного Обуховского. В порту и мастерских все зашевелилось.
Тотчас энергично двинулась постройка кессона для «Цесаревича», до того бывшая под сомнением, поскольку пробоина не только находилась в корме, где корпус броненосца сам по себе имел сложную форму, но еще и в районе дейдвуда. В итоге пришлось делать еще и лекальную «пробку» между корпусом и дейдвудом, с установкой которой все сооружение достигало должной герметичности. При ремонтах «Полтавы» и «Пересвета» смогли обойтись без кессонов вовсе, а старый для «Ретвизана» признали негодным и выстроили новый. Самоотверженно трудились вольные техники и водолазы Ревельской спасательной компании, поменявшие лопасть винта на «Севастополе» с помощью кессон-колокола.
В артиллерийских складах, где в полном пренебрежении валялись орудия и части их установок, забранные еще в 1900 году из тянь-тзинского арсенала, начали разбираться. Кое-что, пропавшее бесследно, сделали вновь в мастерских порта и в итоге предоставили на сухопутную оборону до сорока орудий. На батарее Электрического утеса доработали станки, благодаря чему возможный угол обстрела орудий увеличился на 5 градусов.
После громадных нагрузок дневных работ и учений отдыхать приходилось урывками: чуть ли не каждую вторую ночь на внешнем рейде происходила локальная мясорубка. Макаров учел мнение Руднева и никогда не отправлял в дозор меньше четырех миноносцев одновременно. Кроме них, на внешнем рейде, как правило, дежурил минимум один старый, но опасный для миноносцев противника минный крейсер, «Всадник» или «Гайдамак». С них сняли минные аппараты и 47-миллиметровые пугачи и распихали вместо них по полдюжине трехдюймовок. Обычно на рейд выходила еще канонерка, а в готовности под парами каждую ночь стояла пара крейсеров.
Уже через две недели выяснилась разница в подготовке и характеристиках крейсеров, их командиров и команд. Идеальным борцом против миноносных судов оказался «Новик» под командой Николая Оттовича фон Эссена, закончивший ремонт пробоины от попадания в корму крупного снаряда в первый день войны. Высокая скорость, шесть скорострельных 120-миллиметровок, а также дерзость и бесстрашие его командира позволяли «Новику» занимать выгодное положение для расстрела миноносцев противника и вовремя уворачиваться от ответных минных атак. Вскоре он записал на свой счет два миноносца и минный катер.
Правда, после войны выяснилось, что на самом деле оба миноносца японцы дотащили на буксире до Чемульпо и после ремонта ввели в строй, но утопление тараном минного катера действительно имело место. Впрочем, японцы в долгу не остались, по докладам командиров миноносцев, достававший их «Новик» был потоплен самодвижущимися минами минимум два раза. На деле единственными повреждениями нашего лихого крейсера второго ранга были три пробоины от 75- и 57-миллиметровых снарядов. Никто на борту даже не был ранен.
