Академик в очередной раз осмотрел гигантского кроля. Уши в порядке – никаких припухлостей, глаза в норме, остальное тоже идеально. Но каков размер и мех!
– Сколько ему годочков-то, Алексей?
– Да года три. Уже целое стадо внуков имеет.
– И как потомство?
– Тут, увы, не все получается. Наследственность нестабильная. Над этим и работаем.
– А чем еще похвастаешься?
Светловолосый тридцатилетний заведующий лабораторией улыбнулся, открыл дверь и, пропустив грузного широкоплечего седого директора института, перешел за ним в другое помещение. Постороннему наблюдателю, окажись он неподалеку, они показались бы отцом и сыном. Да и разговор между ними напоминал скорее семейную беседу, нежели диалог большого начальника и подчиненного. Так и было. Почти так. Родственниками они не являлись, но гордился бездетный Академик своим учеником, как сыном. И любил, как сына.
В просторном светлом помещении, в которое вошли, за решеткой с толстыми стальными прутьями прогуливались куры величиной со страусов. В застекленном инкубаторе в два ряда покоились гигантские яйца.
– Как на вкус? – расспрашивал Академик.
– Один в один с обычными. Мы не отличили. Химический состав тоже, но микроэлементы сбалансированы нами получше, чем у домашних пеструшек. Мясо тоже ничем не отличается, разве что в лучшую сторону. А вот устойчивость к болезням отменная. – Заведующий лабораторией улыбнулся, постучал по деревянному столу. – Надеемся, что так и будет.
– И к вирусным?
– Прежде всего к ним. Но такие же, как и в остальных случаях, проблемы с наследственностью. Дает сбои. Причины пока не понятны.
Академик понимающе кивнул.
– Посоветовать, к сожалению, ничего не моху. Да и никто не сможет. Видимо, есть нюансы, которые не улавливаем. А как свинки? Когда медиков сможешь обнадежить?
– Тут по плану. Но с ними не хочу спешить. Надо перепроверить стократно. Тут особый контроль и внимательность нужны. Чтобы ничего не упустить. Все-таки органы для людей. Хотя пересадка обезьяне прошла удачно.
– Это твоему орангутанху Гурьянычу?
– Ему, бедолаге. У него сердце совсем никакое было. Мерзавцы, которые его в страну привезли еще малявкой, электрическим током беднягу пытали. Видите ли, им было смешно, когда несчастный кричал и слезы у него от боли лились. Слава Богу, соседи в конце концов услышали и вызвали полицию. Полицейские передали его в зоопарк, ну а оттуда уже к нам попал. Почти мертвым.
– Да, я помню, ты рассказывал. Потом ночь не мог уснуть. Незавидная судьба. А теперь как?
– Теперь радуется жизни. До потолка прыгает, когда я к нему прихожу. Сердце прижилось отлично. Отторжения нет. Но в сердце свиньи, которое предназначалось для него, я сделал в генной цепочке вставку, скажем так, обезьянью. Мы с Гурьянычем подружились. Он редкий умница и добряк. А для людей передавать эти органы спешить не буду. Хочу перепроверить. Вдобавок совершенно не понятно, как генные изменения могут повлиять на мозг человека. Страшновато.
Академик внимательно посмотрел на ученика, покачал головой и в задумчивости произнес:
– Да, Алексей Александрович, проникаешь в неизвестное. Лет сорок назад о таком писали в фантастических романах про светлое будущее. А теперь вот оно, это самое будущее, совсем не фантастическое, но и не такое уж и светлое. Тут главное – не возомнить себя Богом. Верно поступаешь, не надо торопиться, – согласился Академик.
Они молча прошли по переходу из специального здания, вернулись в кабинет директора института. Было видно, что Академик доволен. Достал из холодильника свой любимый гранатовый сок. Налил в фужеры. Один протянул Алексею.
Сказал:
– Алексей Александрович, поздравляю. Это победа. Не окончательная, но очень значимая. Рад, искренне рад! Если бы Жуковский не написал: «Победителю-ученику от побежденного учителя», я бы подарил тебе, дорогой мой Лешенька, фотографию свою с такой надписью, – Академик обнял завлаба, – а так, повторяться неприлично. Но другую фразу Жуковского Пушкину, извини старика, напомню. А он вот что написал: «Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия и обратить в добро заслуженное. Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения…»
Академик взял под руку любимого ученика, кандидата наук, заведующего лабораторией инстантивной прикладной генетики, и продолжил:
– Алексей, дорогой мой, вы такой же богач. Не разбрасывайтесь. Две толковые монографии вышли. Статей больше полусотни в ведущих журналах мира. У других за всю жизнь меньше выходит. То, что вы делаете, – научный прорыв. Всеми признанный. Что ни работа, то новое направление. Я литературу просматриваю, постоянно на твои работы ссылаются. Не откладывай, пиши доклад. Тебе на это месяца хватит, а то и десяти дней. Выступишь на ученом совете через три месяца. Через три потому, что у меня плановые операции в Германии. И меня тут не будет. Оппоненты назначены. Я отзыв подготовил. Зарубежные коллеги тоже пришлют – тебя же все ведущие специалисты знают. ВАК утвердит мгновенно. Докторская степень по совокупности работ обеспечена. Я, Алексей, человек старый. Максимум пять лет и все. Институту необходим новый директор. Настоящий ученый. С идеями, со своим научным направлением. Такой, чтобы смог пружину нашего института завести на десятилетия. И чтобы институт работал как часы. Тогда смогу спокойно умереть.
Ей-богу, неловко говорить такое. Понимаешь, не нравится мне, что в замы из министерства постоянно подсовывают скользких типов. Псевдоэкономистов, юристов. И все как в детском мультфильме – «из ларца одинаковы с лица», доктора этих самых наук. Смех, да и только. Не сочти за брюзжание старика, но экономики, извините, нет, а великих ученых-экономистов – как блох на бродячей собаке.
С этими шакалами все понятно. Им надо институт под себя хапнуть и потом распродать. Сейчас площади и земля в столице бешеных денег стоят. Этим пираньям наука ни к чему, им, как теперь говорят, бабосы зеленые нужны. В министерстве тоже пройдоха на пройдохе. Мне от них тяжело одному отбиваться. Авторитет еще есть, а силы, увы, не те. Институту нужен директор, а это обязательно доктор наук, а еще лучше член-корреспондент.
Так что, Алексей Александрович, повторюсь, я вас внес в план защиты. У вас на все про все три месяца. Пожалуйста, дорогой, не подведите, подготовьте доклад, уважьте старика, а то, когда меня с почетом выпрут из директоров в какие-нибудь советники или консультанты, уж не видать вам, дорогой мой Лешенька, ни этой лаборатории, ни работы интересной. Все живоглоты задушат. Обгложут и косточек не оставят. Развитие новых научных направлений нашего с вами института не входит в их планы развития. И это не тавтология. Помыслы господ, так сказать, современных экономико-юридических ученых далеки от науки. Так что, уж извините, что повторяюсь и, может быть, излишне настойчив. Институт мне, кроме как на вас, не на кого оставить. Пока удается хитрить, лавировать, но по всем фронтам наступают подлецы, – он вздохнул, – надолго меня старика не хватит.
