Сослепу она путала на отрывном календаре надпись «четверг». Через тяжелые жирные стекла очков прочитывала: «демиург». Поднимала глаза с отвислыми, как уши спаниеля, веками, пожимала плечами, говорила:
– Причем здесь демиург? Идиоты. Тоже мне – творцы хреновы.
Отрывала прямоугольный листок с большими цифрами и мелкими буквами, швыряла в мусорное ведро.
Смотрела в окно, соображая вечер или утро. Вспоминала, что только проснулась. Вздыхала. Шла, шаркая дырявыми тапками, в ванную. Долго выдавливала из тюбика пасту, вонявшую фальшивой химической мятой. Первая порция обычно сваливалась со щетки на пол. Она топталась на ней, делала вид, что ничего никуда не падало, мазала, порыжевшую за годы, щетку, снова промахивалась. Шурудила щеткой во рту. Полоскала. Плескала на лицо теплой водой. Попадала на очки. Снимала их. Клала на стеклянную полку. Долго вытиралась. Шла опять на кухню. Вспоминала про очки. Возвращалась. Потом опять на кухню. Наливала в чайник воду и уходила в комнату. Долго искала пульт от телевизора. Включала. Ложилась на диван. Орущий телик был лучшим снотворным. Просыпалась от мысли, что чайник выкипел и на кухне пожар!
Бежала, с трудом передвигая ноги. Слава богу, оказывалось, что забыла включить. Включала. Ждала, пока засвистит. Наливала в чашку. Долго перемешивала. Потом вспоминала. Насыпала три ложки сахара. Вздыхала. Докладывала ложку растворимого кофе и снова перемешивала. Мазала ломтик хлеба маслом. Думала про холестерин, затыкавший, как говорили в программе про здоровье, все кровеносные сосуды. Вздыхала. Хмыкала, что врачиха говорила, будто бывает и полезный. Ворчала, что медики только треплются, а сами ничего не знают. И вылечить ни от чего не могут.
После завтрака выполаскивала чашку, ставила её кверху попкой в сушилку. Плелась в комнату. Искала пульт. Включала. Ложилась на диван. Долго глядела в экран. Выключала. Смотрела на серое небо в окне. В этот день начался дождь. Грязные капли криво потекли по стеклу. Захлопали по карнизу. Забылась.
Ей снилось будто она молоденькая шотландская овчарка. Бежит по зеленому полю. Длинная шелковая рыжая шерсть колышется, её догоняет молодой сильный самец. Не больно кусает за холку, они падают, переворачиваются на спину, хохочут, крутятся. Потом снилось, как она лежит на руке Лёни. Оба молодые, красивые. Улыбаются. Ни о чем не надо говорить. Давно без слов понимают друг друга. Он курит. Дым щекочет её ноздри. Она просыпается и чхает. Потом ещё. Ещё. От этого сотрясается и болит тело.
Вспоминает, что надо искупаться. Идет в ванну. Теплая вода расслабляет. Приводит к теплым мыслям. Она закрывает глаза. Мечтает:
– Вот бы сейчас умереть. В тепле. Не больно.
Размышляет, как мудро было в Риме: «Ложились в горячую воду. Перерезали вены на руке. Чирк и все! Кровь постепенно, совсем не больно, вытекала. И она бы так хотела. Заснуть и не проснуться».
Мечтательно заулыбалась. Поднялась, держась за борт ванны, боясь споткнуться, свалиться, сломать тазобедренную кость, как соседка Раиса. Или сломать ногу, как … Кто не вспомнила. Прошлепала мокрыми ногами к обшарпанному шкафу, тоскливо, будто Пьеро, скорчившему мордочку фанеровкой со стеклом. Открыла кривую залапанную дверку со стертым прозрачно-желтеющим лаком. Достала с полки полотенце. Вытерлась. Досуха не получилось. Надела чистый халат. Снова прошла в ванную. Вытерла тряпкой пролитую воду. Повесила на трубу сушить. Жутко устала. Вернулась на диван. Села. Заплакала… Сидя заснула.
Когда проснулась, было темно. Есть не хотелось. Долго соображала, какой сегодня день? Вспомнила – демиург. Пробормотала: «Когда уж ты меня заберешь. Поскорее бы». Посмотрела на пустой кувшин с фильтром для воды. Сказала: «на фиг ты мне нужен». Наполнила из крана чайник. Вскипятила. Насыпала в старую высокую кружку три ложки сахара. Вздохнула. Положила ложку растворимого кофе, перемешала. Намазала ломтик хлеба маслом. Сверху положила ломтик сыра. Вспомнила про холестерин. Вздохнула: Молодая врачиха говорила, что бывает и полезный. Проворчала, что ничего эти врачи не понимают. Только голову морочат. С трудом дожевала хлеб. Кофе недопила. Вылила в раковину. Чашку долго мыла. Поставила в сушилку. Капли потекли, захлопали по поддону. Вспомнила – днем был дождь. Поплелась в комнату. Нашла пульт. Включила. Долго смотрела в экран. Выключила. Легла на диван. Спать не хотелось.
Жить тоже…
Крутнулся ключ в замке. Дверь открылась:
– Баб? Ты еще жива моя старушка! Я тебе продукты принес.
В прихожей на пол шлепнулись башмаки. На вешалке зашуршала куртка.
Она быстро села на диван. Голова закружилась, но глубоко вздохнула и вроде бы круженье ушло. Глядя в стекло серванта, поправила прическу. Встала, заспешила навстречу.
Для всех она притворялась глуховатой, но не для внука.
– Старушка жива! Привет тебе привет! Ты-то как, Сережа?
– А чего мне сделается. Все хоккей.
Внук протопал на кухню. Поставил на стол тяжелые пластиковые сумки-пакеты. Открыл холодильник. Начал заполнять полки пакетами, бутылками, коробками.
– Ну, куда столько? Я же это за месяц не съем. Притащил, как на Маланьину свадьбу.
Внук обнял старушку, чмокнул в щеку:
– Не боись, съедим. Чего не съедим – понадкусываем.
– Я сейчас чайник поставлю, – засуетилась она.
– Спокойно. Уже поставил.
Она искренне удивилась:
– Когда успел-то. Я же тут была и не увидела? Шустёр, бродяга!
– А то! – внук снова обнял её, – Ты, небось, голодная сидишь. Только таблетками питаешься. Сейчас бутербродов налеплю.
Внук вытащил из пакета кучу ломтиков батона, начал намазывать одни легким сыром из коробочки, другие щучьей икрой, третьи нарезкой буженины.
Она усмехнулась, показала на все это пальцем:
– Правильно, что именно это принес. Врачиха на неделе приходила, умная такая, молодая. Должно быть на прошлой неделе мединститутский диплом получила. Учила, что это все мне строжайше запрещено. Холестерин, инфаркт-инсульт, и прочая, и прочая. А я ей говорю: «Деточка, в моем возрасте можно все! Ибо из всех удовольствий осталось одно – иногда вкусно поесть. И это, именно это и продляет жизнь. А умереть не вопрос. Хоть с холестерином, хоть без».
– А она?
– А что она. Она говорит, что надо без холестерина корячиться в муках на капусте и морковке.
– Баб, можно подумать, что ты каждый день так ешь. Небось, на завтрак – каша, на обед – суп вегетарианский, а в ужин чай пустой.
– Да нет, Сережа, я хорошо питаюсь. У меня пенсии, слава Богу, хватает на все.
– Я тебе, баб, денежки оставляю, трать. Не сачкуй, – внук вытащил из бумажника немаленькую сумму, положил на стол. Придавил сахарницей. – Ходить-то на улицу не очень тяжко? Ты сегодня выходила?
