В мае кузнечики ещё такие маленькие. Недавно перелинявшие, но уже с крыльями, они так забавно скачут! Фора очень любит прыгать за ними и ловить пастью маленькие зелёные вкусняшки.
- Госпожа Фора! - Хаонг, как всегда, высокомерен и напыщен. - Прошу вас, оставьте эти детские забавы, вам же следует не просто прыгать за насекомыми, но охотиться. Напоминаю, что весь ваш род до двадцать седьмой тётушки обладает столь развитыми ляжками именно поэтому, и хоть редко кто может сравниться с высокородной по дальности и точности прыжков, но развивать тело следует и далее. Не ограничиваясь полученным от предков.
Фора отворачивает морду, прикрывшись плечом, и коротко высовывает язык.
- А я что делаю?
- А вы пропустили уже четверых!
Противный Хаонг. Сидит и считает. Фу, бука! Испортил всё удовольствие. Но день слишком хорош, чтобы долго расстраиваться. Ну, хочет он, чтобы Фора наловила ему жуков? На! Хлоп, хлоп, хлоп.
- Примите в дар, учитель!
Хаонг с непроницаемой мордой забирает у девочки пойманных насекомых и отправляет в пасть. Фора смотрит на него, слушает хруст кузнечиков на зубах и думает, что она — самая несчастная принцесса в мире. Достался же ей учитель… Такой, что даже лакомство, ею же самой пойманное, забирает и жрёт, скотина узкобёдрая!
Да, при всех прочих достоинствах бёдра у Хаонга узкие. И поэтому ему приходится носить штаны. Ха, как какому-то человеку! То ли дело она.
Шерсть изумительно ровного оттенка, от красного на спине до жёлто-бурого на боках. Живот настолько ровно белый, что казалось — на пузике у девочки уютно устроилось небесное облако. Хвост столь правильной формы, что до сих пор соседние кланы умиляются, только увидев малышку! Кончик хвоста не просто белый — он с синевой. Редко встречающийся оттенок шерсти, и достался ей. Какая она красивая!
Фора шевельнула грязным и облезлым кончиком свалявшегося в грубую тряпку хвоста. Ах, детство, как ты быстро кончаешься. И когда это случается — потом остаётся горько жалеть. Как поздно приходит понимание, что мудрые учителя вовсе не жаждали тогда издеваться над маленькой хореной, а учили правильно, от души. Именно тому, что нужно.
Увы, когда это дети слушали старших?
Фора вытянулась во весь рост и попыталась вжаться в стенку клетки. Она всегда гордилась своим телом. Её учили этому с самого рождения. Ею восхищались. Ставили в пример. На неё смотрели с завистью. И вот она лежит грязная, отвратительная, немытая и нечёсаная. И без всякой одежды! Перед всеми, в столь неприглядном виде!
На горизонте посветлело. Значит, скоро откроют клетку, выпустят и прикуют к остальной рабской колонне.
Вторую ночь наследная принцесса Фора была пленницей людей. И, как она понимала, ни к чему хорошему это не приведёт.
Человеческий город был огромен, душен и смердлив. Количество запахов на один отдельно взятый нос далеко превышало его возможности. Точнее, в лесу запахов не намного меньше, но они были или приятны, или привычны. Здесь же запахи людей смешивались с неповторимым ароматом конского навоза, нагретого камня, гниющей рыбы, чьих-то фекалий. Во всё это вмешивались нотки прелого сена, свежей воды, горячего железа и молодой травы. Трава и здесь находила себе путь, прорастая иногда даже сквозь камни мостовой.
- Это невольничий рынок, - объяснил Форе упитанный лысый человек с серьгой в ухе. Хорена никак не могла понять, почему они не прикрывают своё уродство одеждой? Тело укрыл, а лысую голову всем напоказ выставляет. - Здесь я тебя продам будущему хозяину. Я знаю, что ты по этому поводу думаешь, но ты уже не принцесса, а обычная вещь. Как вот эта тряпка или вот этот сапог, - человек стукнул каблуком о камень. У тебя больше нет твоего мнения. Но у тебя ещё есть твоя шкура, которая тебе, возможно, дорога. Лично мне всё равно, что с тобой сделает потом покупатель, хоть шкуру снимет, лишь бы мне платил. Но если тебе это не всё равно — никому не признавайся, что ты принцесса.
- Тогда дайте мне одеться, - Фора постаралась, чтобы голос не звучал плаксиво. Но получилось плохо.
Человек только покачал головой.
- Нет, по этому тебя не узнают. Если тут продают хоренов, то, как и всех - раздетыми, другим это даже в радость, хоть на полчаса почувствовать себя благородным. Просто потом покупателю не говори, откуда ты. Шерсть у тебя в таком виде не потому, что мы сволочи бессердечные, а именно чтобы в тебе никто благородную не заподозрил.
- А почему? - наивно спросила Фора.
- Потому что благородную не купит никто. Вот оно надо кому, с хоренами связываться!
- Ну, вы же связались?
- То — мы! Я тебя продам и ищи меня. А и найдёшь — поди, докажи, что это был я? А тот, кто купит — он целиком и полностью доступен будет. Разве что король на тебя польстится, но он рабов сам никогда не покупает. И вряд ли тебя даже в подарок купят. Вы, благородные, хорошие воины и политики, а рабы из вас отвратительные. Так что я на этой продаже почти не наживаюсь. Но для тебя же лучше держать твой длинный язык за своими острыми зубами.
Фора в очередной раз непроизвольно повела шеей. Но увы, ошейник для неё сделали под хорена — то есть, такой, чтобы не выскользнуть. Аж дышать тяжело.
- Захочешь пить — скажи. Дам напиться. Захочешь ссать — тоже скажи. Обоссышься прямо на помосте — получишь плетей. Обосрёшься на помосте — заставлю вылизать. Языком. А теперь — пошла!
От толчка Фора почти вылетела на помост. От земли невысоко, ей по грудь, а людям и вообще чуть выше колена. По углам — столбы, на столбах — железные кольца. На верхнее работорговец повесил цепь от ошейника, второй цепью от железного пояса пристегнул к нижнему кольцу. Удивительно, но эта тяжёлая и жёсткая штука на животе придавала сил и спокойствия. Испачканная шерсть и сбитые лапы-ноги просто вопили о том, чтобы их укрыли хоть чем-то. Обхвативший талию обруч давал хоть какое-то ощущение одежды. А люди по-прежнему считали её голой. Удивительные уроды!
Оставшись в относительном покое, хорена огляделась. Рынок рабов представлял из себя немаленькую площадь, заставленную хижинами, клетками, помостами, там и тут на них виднелись люди. Мужчины, женщины, все — без одежды. Внутри зародился рык. Да как они смеют! И тут рык был подавлен простой мыслью: они — смеют. Это в стае хоренов она могла демонстрировать всем безупречность шерсти, идеальность линий и манеры (только слегка подправленные учителями). А здесь она… Как там хорошо сказал этот, лысый? Подмётка от сапога. И здесь её свалявшаяся и грязная шерсть очень под стать этим людям. Хотя… Если те, кто прикованы к столбам рядом с ней, уродливы и кривы, то вон тот, скажем, очень даже ничего. Бугры мышц, широкие плечи, волосы только длинноваты… Но если их подстричь или уложить — будет очень ничего!
