– Славный праздник – Новый год! Весь народ, как один!
Сержант Шишкин восхищенно причмокнул и заглянул во влажное горлышко фляжки.
Было первое января. Заповедное время, когда вся Россия, от Камчатки до Калининграда, от Сочи до Мурманска, спит богатырским сном.
Спят, пачкая подушки несмытым макияжем и лаком для волос, русские женщины, уставшие от предпраздничных хлопот и праздничного веселья.
Спят русские мужики, со свистом втягивая ноздрями запахи елки, мандаринов, «селедки под шубой» и на выдохе заменяя традиционную ароматическую смесь от поглощенных ими яств ядреным перегаром.
Спят русские бабушки и дедушки, окончательно оглохшие и ослепшие от многочасового фейерверка.
Спят измотанные ожиданием подарков дети и домашние животные с оттоптанными в суматохе хвостами и лапами…
Сержант Шишкин завинтил крышку фляжки, вообразил себе это сонное царство на одной шестой части суши и едва не прослезился от величия представившейся ему картины и крепости выпитого им коньяка.
– И только я один не как все! – проворчал младший сержант Лейкин, с завистью покосившись на сержантскую фляжку.
– А ты сегодня за рулем! – развел руками его напарник.
– И только я один сегодня за рулем! – мрачно кивнул Лейкин.
Сержант Шишкин оценил суровую правоту сказанного приятелем и перестал улыбаться.
Утром первого января все нормальные люди спали, и только псих мог по доброй воле сесть за руль. Это делало беспрецедентно безопасными российские дороги, но лишало надежды на дополнительный заработок бессонных гаишников. А сержант Шишкин не отказался бы от пары-тройки материальных благодарностей за великодушно невыписанные штрафные квитанции! Новогодний праздник с подарками многочисленной родне изрядно опустошил его карманы.
– Ладно, не горюй! Еще не вечер! – сказал он в утешение самому себе и расстроенному напарнику, а затем закрыл глаза, чтобы поспать, как и весь народ.
Удивленный возглас коллеги Лейкина разбудил его через несколько минут.
– Глазам своим не верю! – радостно воскликнул младший сержант и потряс напарника за плечо. – Петя, не спи! Давай тормози его!
Сержант Шишкин проморгался и увидел приближавшийся автомобиль – старую «шестерку», которая лет двадцать назад была молочно-белой. Теперь она имела цвет неизлечимо больного кариесного зуба.
– А за что?
Слова сорвались с его губ раньше, чем сержант окончательно проснулся. Иначе бы этот глупый вопрос у него вовсе не возник! Мыслимое ли дело, чтобы русский гаишник не нашел, за что оштрафовать соплеменного водителя?!
– Придумаешь, за что! – озвучил эту здравую мысль младший сержант и подтолкнул напарника к дверце.
Зажав под мышкой полосатый жезл и застегивая на ходу форменную куртку, Шишкин пошел навстречу «шестерке».
Непривычно пустое шоссе напоминало серый, в белесом налете, язык гриппозного больного. Дорога была скользкой, как каток. Грязно-белые слежавшиеся сугробы тянулись по обочинам, как бортики хоккейной коробки. Будь машина черной, она была бы похожа на шайбу. А не на пятнистую – белую с черным – корову на льду.
Сержант Шишкин повелительно взмахнул полосатым жезлом, и четырехколесное подобие буренки послушно остановилось.
– Здра-жла, сржнт Шишкн, – небрежной скороговоркой представился патрульный, с трудом дождавшись, пока водитель колымаги опустит стекло путем натужного вращения ручки. – Документики показываем!
– Показывайте, – охотно согласился водитель.
– Пьяный! – восхитился сержант, мгновенно найдя наиболее вероятное объяснение невероятной наглости водителя.
– Похоже, да. Что пили-то? Коньячок?
Наглец выразительно принюхался.
– Мужик, ты в своем уме?! – возмутился Шишкин.
Он запросто мог бы развить воспитательную беседу о правилах хорошего тона в общении с дорожным патрулем до степени взимания вполне приличного штрафа. Но тут в полумраке автомобильного салона на заднем сиденье мелькнул красный помпон, и сержант обрадовался, обнаружив несомненное нарушение:
– А что это вы – ребеночка без детского кресла перевозите? Непорядочек! Ну-ка, кто тут у нас?
Сержант решительно дернул на себя заднюю дверцу.
– Ыыыы! – страшным животным голосом проревел предполагаемый ребеночек.
Он резко подался навстречу Шишкину, и тот сначала взвизгнул, а потом попятился. Остекленевший взгляд сержанта крепко приклеился к лохматой фигуре в проеме двери.
На сиденье косолапо переминался косматый медвежонок в лыжной шапочке с помпоном.
– Сидеть! – рявкнул водитель «шестерки» голосом командующего армией.
Зверь опустился на пол, а сержант сел в сугроб.
– Петя, что там? – выглянув в окошко патрульки, встревоженно прокричал младший сержант Лейкин.
– Ме-ме-ме! – удивленно и недоверчиво ответил Шишкин.
– «Ме-ме-ме» – это, товарищ сержант, коза! – насмешливо пробасил водитель «шестерки». – А тут у нас урсус… Для необразованных – бурый медведь.
– Так, в чем дело?! Документики! – заблажил, скользя по дороге, младший сержант Лейкин.
– Такой подойдет? – вздохнул водитель, выбрасывая в окошко руку с красной книжечкой.
– Товарищ майор? Виноват, – Лейкин неловко козырнул и перевел смущенный взгляд за спину водителя. – А это…
– А это – товарищ медведь, – складывая свою красную книжечку, веско сказал товарищ майор. – Служебный. Дрессированный. Готовим к спецоперации.
– Ыыы! – с чувством добавил спецмедведь от себя лично.
– Товарищ ме… Товарищ ма… Ввиноваты! – повторил младший сержант Лейкин и козырнул более ловко, одновременно пятясь прочь от «шестерки».
– Это что было, я не понял? – слабым голосом спросил сержант Шишкин, когда дребезжащая «шестерка» с ускорением покатила в сторону области.
– Хренов фээсбэшный майор со своим специально обученным медведем! – сердито ответил Лейкин, провожая удалявшуюся машину недобрым взглядом.
Он почесал в затылке жезлом, сдвинув на лоб ушанку, и вполголоса пробормотал:
– Вот интересно, что же в нем такого специального? Ядовитые когти и граната в зад-нице?
Очнувшийся Шишкин при слове «задница» с усилием выдернул свой заледеневший тыл из сугроба, вынул из кармана фляжку, потряс ее, развинтил и со словами: «Первого января на дороге только психи!» – вылил себе в рот остатки коньяка.
– Ой, Ванька, Ванька! – поглядев в зеркальце заднего вида, Андрей сокрушенно покачал головой. – Али не велел я тебе, топтыгину, сидеть смирно?
Старорусский стиль речи Андрею навеяли предметы быта на соседнем сиденье: балалайка, шапка-ушанка и цветастый полушалок с бахромой. Все это были Ванькины вещички – реквизит для представлений.
На балалайке мишка тренькал, в платке выдвигался на «Цыганочку», а с шапкой в финале представления обходил благодарную публику, собирая денежки. Не ахти какой заработок, но поболе майорского жалованья, так что грех жаловаться.
