Голубая сойка впорхнула во дворик и примостилась на каменной стопе херувима. Не снизойдя до того, чтобы плескаться с воробьями в фонтане, сойка лишь глотнула воды и улетела. Казалось, безмятежность, царящая в этом оазисе, окруженном толстыми кирпичными стенами, увитыми цветущей виноградной лозой, навеяла тоску на залетную гостью. Трудолюбивые шмели звонко гудели, роясь в нежных цветках винограда. Корзины с папоротниками еще не просохли после предрассветного ливня. На восковых листьях филодендронов и кустах камелий в ярком солнечном свете поблескивали капельки дождя.
– И тогда Рапунзель распустила свои роскошные золотистые волосы, и, ухватившись за них, принц взобрался по отвесной каменной стене башни.
Клэр, внимательно слушавшая мать, недоверчиво взглянула на нее:
– Но это ведь больно, мама?
– Нет, в сказках не больно, милая.
– Как бы я хотела иметь длинные золотистые волосы. – Девочка с грустью вздохнула.
Мэри Кэтрин Лоран погладила непослушные рыжевато-каштановые кудри пятилетней дочурки:
– Твои волосы так хороши, что их не опишешь словами.
Спокойствие внутреннего дворика было внезапно нарушено шумным появлением тетушки Лорель.
– Мэри Кэтрин, они опять здесь! И на этот раз у них с собой разрешение забрать Клэр.
Мэри Кэтрин безучастно уставилась на тетю Лорель.
– Кто это?
Клэр знала кто. Даже если мать не помнила, то Клэр не могла забыть того мужчину в темном костюме, от которого пахло ментоловыми пастилками и жирным кремом для волос. Он уже дважды приходил в их дом, наполняя гостиную тетушки Лорель отвратительными запахами. С ним вместе всегда приходила женщина с большой кожаной сумкой. Они беседовали с тетей Лорель и Мэри Кэтрин именно о ней, Клэр, но так, будто она была глухой или вообще отсутствовала.
Клэр не понимала значения всех слов, которые они произносили, но улавливала смысл их бесед. Визиты этих людей всегда приводили тетю Лорель в отчаяние, а мама тяжко страдала. В последний раз она три дня не вставала с постели, беспрерывно рыдая. Это был один из наиболее тяжелых приступов, и тетя Лорель переживала еще сильнее, чем всегда.
Клэр притаилась за железным стулом, на котором сидела мать. Она старалась казаться маленькой, незаметной; в испуге прижимала она к горлу сжатый кулачок, и сердечко неровно билось в груди.
– О, дорогая! О, дорогая! – все повторяла тетушка. Дрожащий подбородок выдавал ее сильное волнение. В пухлых руках она комкала носовой платок. – Не знаю, что и делать. Мэри Кэтрин, что же делать? Они говорят, что могут забрать ее.
Первым вошел мужчина и хищным взглядом окинул дворик. Он казался таким же самодовольным, как и та сойка, что залетала сюда недавно. Наконец его взгляд остановился на Мэри Кэтрин, сидевшей в глубине двора.
– Доброе утро, мисс Лоран.
Выглядывая из-за своего укрытия, Клэр обратила внимание, что мужчина улыбается. Ей не понравилась его улыбка. Она была неискренней и походила скорее на ухмылку на тех масках, что надевали в последний день карнавала на Масленицу. Даже на свежем воздухе Клэр ощущала приторный запах волос и леденцовое дыхание вошедшего.
Слова тетушки Лорель ужаснули девочку. Забрать ее? Куда? Она никуда не пойдет. Если вдруг ее заберут, кто будет присматривать за мамой? Кто будет похлопывать ее по плечу и тихонечко напевать, когда ей становится грустно? Кто будет разыскивать ее, когда она во время очередного приступа ускользнет из дома?
– У вас нет иного выбора, – говорила, обращаясь к Мэри Кэтрин, тусклая женщина в уродливом сером платье. Ее голос звучал хрипло, а тяжелая кожаная сумка оттягивала руку. – Это неподходящее место для вашего ребенка. Вы ведь хотите для дочери только хорошего, не так ли?
Тонкая рука Мэри Кэтрин потянулась к груди, и пальцы нащупали нитку жемчуга, лежавшую поверх кружевного воротничка.
– Я не понимаю. Все это так… странно.
Мужчина и женщина переглянулись.
– Не волнуйтесь, мисс Лоран. О вашей малышке позаботятся. – Мужчина кивнул своей спутнице. Женщина обошла стул и схватила Клэр за руку.
– Нет! – Клэр вырвалась из потных горячих рук женщины и отбежала в сторону. – Я не хочу идти с вами. Я хочу остаться с мамой.
– Пойдем, Клэр, – делано улыбаясь, заворковала женщина. – Мы отведем тебя в дом, где много других ребятишек, ты сможешь играть с ними. Тебе там понравится. Обещаю тебе.
Клэр не верила этой женщине. У нее был острый нос и глазки точь-в-точь как у тех крыс, что рылись в мусорных кучах в аллеях квартала. Она была неприятна, резка, от нее плохо пахло, и, хотя она и старалась говорить мягко, голосу ее было далеко до мелодичных материнских ноток.
– Я не пойду, – объявила Клэр с упрямством пятилетнего ребенка. – Я никуда не пойду без мамы.
– Боюсь, что придется.
Женщина вновь схватила Клэр. На этот раз она держала ее крепко, хотя Клэр и пыталась освободиться.
– Нет! Нет!
Ногти женщины, царапая кожу, впились в руку девочки.
– Отпустите меня! Я останусь с мамой и тетей Лорель!
Клэр извивалась, брыкалась, размахивала руками, упиралась каблучками своих черных туфелек во что только можно, лишь бы вырваться, но все было тщетно.
Тетя Лорель принялась укорять мужчину за то, что ребенка отлучают от матери.
– Да, Мэри Кэтрин страдает меланхолией, но с кем этого не бывает? Приступы, правда, у нее проходят тяжело, но она прекрасная мать. Клэр обожает ее. Уверяю вас, болезнь Мэри Кэтрин совершенно безобидна.
Не обращая внимания на мольбы тети Лорель, женщина тащила Клэр к кухне. Девочка оглянулась на мать, которая все так же сидела на стуле.
– Мама! – закричала Клэр. – Мама, не разрешай им уводить меня!
– Прекрати кричать! – Женщина так тряхнула Клэр, что та нечаянно прикусила язык и вскрикнула еще громче, теперь уже от боли.
Крики дочери вывели Мэри Кэтрин из оцепенения, она вдруг осознала, что Клэр в опасности. Она вскочила со стула, отшвырнув его с такой силой, что, ударившись о стену, он выбил из нее пару кирпичей. Мать подбежала к двери, но в этот момент рука мужчины опустилась на ее плечо.
