Лето уже окончилось, но погода стояла летняя. Когда я собрался на чердак, в нашу оборудованную комнатку, мы вовсю работали. Вернее сказать, вовсю проходил рабочий день. А работать никто и не думал. Каждый кто приходил на работу, заходил в раздевалку, спускавшись оттуда, они – кто закусывал, кто занюхивал, – спешили скорей усесться за столик, что стоял на каждом рабочем месте и слушали радио.
Весь день только и забот было, что спросить у знакомца, что ответили президенту. Потом: а он что? И так весь день. На моей молодой памяти такое случалось только раз, в девяноста первом году.
Сейчас конец сентября девяносто третьего, а проблемы всё на старом месте.
Я подошёл к Лёвику и кивнул ему:
– Пошли?
– Куда, на чердак что ль? – уточнил он.
– Ну, а то? Сейчас Сашка подойдёт, а мы уже готовы, уже ждем. Погнали.
Серёга-Лёвик длинный парень, худющий, нос крючком скорчил рожу и ответил:
– Ты иди, я чуть позже подойду, с Генкой мы и подскочим.
Я развернулся и удалился в сторону раздевалок. В конце концов, я предложил, а его дело соглашаться или нет.
Я поднялся на ступеньки, для выхода из цеха. Цех был большой, разделённый вдоль на две части, в одной половине токари и фрезеровщики, а на другой половине – слесари. Мне выпала честь быть слесарем. Но работать в такую пору – наказание, а тем более в такое неспокойное время.
Пройдя мимо кабинета начальника, который укрылся под лестницей, что вела на второй этаж в раздевалку, я начал подъём на чердак. В то счастливое место, где мы устроили себе лежак, настелив на пол фуфайки и телогрейки, и отдыхали в тишине от работы.
Сашка уже сидел на фуфайке, что лежала на полу, с двумя бутылками водки и пачкой сигарет. Мы не стали долго рассусоливать, а недолго думая, взяли стаканы и разлили по сто грамм на каждого.
Поздравив Шурика с долгожданным получением его отпускных, я налил сто грамм себе и выпил. Так мы и праздновали, когда пришли Серёга с Генкой. Бутылку мы почти «приговорили», а Серёга с Генкой довершили дело и со второй. Поэтому чтобы не сидеть без дела, мы пошли за добавкой. Быстро спустились и пошли до проходной, чтобы выйти и сходить в магазин за водкой.
Нас совсем не волновало, что там происходит в Москве, какие передряги, мы тихо шли за водкой, и, несмотря на то, что были датые, прошли наружу без задержек. Взяли в магазине в заводской стене 2 литра пойла и тихо пошли обратно. Мы о чём-то разговаривали, но о чём конкретно уже не упомню. Но точно помню, что не о московских событиях. Повторю, они нас мало волновали. Потому что, что бы ни решили тут, там это никак не аукнется.
Когда пришли, вся наша компашка была в сборе. Серёга с Генкой вернулись с обеда, Васёк прибежал со склада, где отбывал повинность, и даже Серёга-Водолаз отсыпался здесь. Помню, что с одного литра выпил грамм двести, а поскольку смотрел только на Водолаза, безумно захотел спать. И когда Генка свернул «косяк» и раскурил, я, затянувшись раз-другой, улёгся рядом с Водолазом и уснул.
Поначалу мне мешали спать их тупые разговоры, но постепенно они отдалялись, и мне всё же удалось уснуть.
Проснулся я через час или два. Рядом с моей головой стояла начатая бутылка водки, ребят не было. Я высунул морду в окно, увидел, как копошатся работяги и почувствовал позыв в туалет. Быстро выпив сто грамм из бутылки, я посмотрел по сторонам. Санька спал рядом на месте Водолаза, Серёги с Генкой видно не было. Сашка разбросал по фуфайке слюни и самозабвенно храпел. Я не стал его тревожить, а тихо поднялся и отправился в местный туалет.
Слетел со ступенек и направился по прямой в восьмой цех. Всё дело в том, что туалет был расположен между восьмым цехом и ремонтным. Мне он нравился больше нашего. Тем более, что как только я попаду в наш, так сразу обрушится вопросы на мою голову: «Где был?», «Чего тут делаешь?» и ещё масса неудобных вопросов. А там было относительно спокойно. Но туалет это место не для слабаков. Три унитаза, вмонтированные в пол, над ними бачок с водой, к которому крепится шнурок от заводских ботинок, а в углу писсуар. Он приютился прямо возле двери, пристроенный к стене.
Я влетел и сразу запрыгнул на вмонтированный в пол унитаз. Оттуда я мог наблюдать за сортиром. Мне отлично была видна местность большого туалета. Сел я на центральный унитаз из трёх. Одним движением спустил штаны и уселся. Виден был пол, что от входа делал значительный уклон в сторону унитазов и двух маленьких решёток на полу под писсуаром. Вернее одной решётки, вторая висела вниз на соплях.
Взяв кусок газеты, я подтёрся, застегнулся, и тут вылезла она. Из-за решётки, что висела на соплях, вылезла на божий свет змеюка. Она проползла передо мной и заспешила обратно.
Я заметил, что её глаза закрывали два больших бельма, а значит видеть меня она не может. Это натолкнуло меня на мысль.
Она моталась в той стороне, где висела решётка под писсуаром. Я осторожно и по возможности тихо подтянулся на металлической стенке между унитазами. Лег на неё пузом, протянул руку и столкнул кусок газеты, что висел на стенке через унитаз. Это было нужно, чтобы я смог выйти и узнать на что способна змеюка.
Лист шурша, стал падать и тут я узнал, на что она способна. Змея метнулась в тот угол, куда падал газетный лист так быстро, что я её не смог увидеть. Миг и она уже в другом углу мнёт лист газеты. Тут я протрезвел окончательно и начал размышлять: если она с такой скоростью кинулась к листу газеты и весь изодрала, то, что она сделает с человеком? Я стоял прямо напротив двери к выходу, и думал кинуться мне на выход или нет? Пока змея была занята с листом газеты, я решил бежать. Оттолкнулся от нижней ступеньки и скакнул прямой наводкой на дверь. В полёте я повернул голову и посмотрел на змею. Она словно прислушивалась к тому, что происходит вокруг.
Я вылетел из двери, будто из катапульты и сразу захлопнул её за собой. В дверь с той стороны что-то ударило, но я держал крепко. Простояв так минуту-другую, я встряхнулся и кинулся в цех.
Позже я не раз задавался вопросом: почему я не побежал на чердак к Саньке? И всегда отвечал себе, что рассказать всем мне было важнее.
Вбежав в цех, я оценил обстановку сразу, одним мгновением. Там кто-то делал вид, что работает, а сам слушал радио; кто-то и в правду работал; кто-то открыто слушал радио и обсуждал происходящее в Москве с напарниками. Недолго думая, я подбежал к звонку, что остался от прежних времён и нажал на него. Звонок прозвучал звонко и на весь цех. Тут же появилось начальство, оно спешило и торопилось ко мне.
– Так, чего звоним? – приблизившись, заявил замначальника цеха Николай Михайлович Малогорский. Он стоял передо мной круглый, высокий и злой.
