– Василий Кузьмич! Ну, нету в этой тьмутаракани перспектив для развития туризма! Не-ту! – по слогам произнесла последнее слово Вика, потрясая перед носом научного руководителя бумагами с текстом, который в перспективе обещал обернуться диссертацией.
– Как же нет? Есть перспективы, просто искать нужно лучше, – спокойно пробубнил под нос Василий Кузьмич.
Вика заканчивала первый курс аспирантуры. Ее руководитель, которого за глаза звали Кузьмичом, подвизался на кафедре туризма и питал непонятную любовь к болотам. Он истово нес болотную страсть в народные массы, поэтому и диссертационное исследование ученицы направил в русло изучения перспектив развития туризма в заболоченных местностях Мурманской области. Год исследований показал, что в самых сказочных и непроходимых болотах эти условия слабоватенькие: ни тебе дорог, ни жилья. Ничего. Это и пыталась втолковать Вика упертому руководителю.
– А на что тогда наука? Скоро поедешь с экспедицией на болота, составишь туристические маршруты, потом подготовишь несколько публикаций… – знакомил Кузьмич подопечную с ударными перспективами на лето.
– Да Вы что?! – возмущалась Вика. – Я же сгину в этих топях!
– И не мечтай! Тебе еще два года учиться, – не разделял тревог аспирантки Кузьмич, – к тому же твои верные товарищи Саня Черный, Саня Белый и Геннадий не дадут случиться беде.
– При чем здесь Сашки?! – возмутилась Вика. – Они-то в болотную экспедицию не поедут!
Верные товарищи, о которых говорил научный руководитель, до поступления в аспирантуру учились с Викой в одной группе на геофаке. Более того, все друзья жили в университетской общаге.
ВУЗ, одаривающий ребят знаниями, был скромным и не выделялся на фоне десятков других подобных заведений, расположенных в центральной полосе России. Общага тоже была так себе, но Вике, приехавшей в город из глухой деревни, условия проживания казались сказочными: не нужно таскать воду и топить баню, чтобы помыться-постираться, не нужно бежать по морозу до дощатого туалета, чтобы по-быстрому справить нужду. Одним словом, цивилизация.
Учеба давалась Вике легко, так как мать девушки, школьный учитель физики и математики, вымуштровала в дочери прилежное отношение к поглощению знаний. Сосредоточившись на учебе, Вика проявляла полное равнодушие к тусовкам и вечеринкам. Ее присутствие на вечеринках было чисто номинальным: алкоголь она не употребляла и вместо того, чтобы веселиться, выполняла роль хозяйки – тут нарезать, там принести, отнести, вымыть.
Соседки по комнате считали Вику чудненькой, искренне не понимая, отчего «она не пользуется выгодной внешностью для охмурения какого-нибудь зачетного кадра». С фигурой и внешностью Вике действительно повезло. Роскошные, длинные светлые волосы она заплетала в незатейливую косу или скручивала пучком на затылке. Пухлые губы, аккуратный носик, большие голубые глаза и стройные ноги студентки притягивали внимание парней, но Вика этого не замечала. Привычка ставить на первое место учебу заставляла девушку не отвлекаться на посторонние предметы. Даже если посторонними предметами были ее одногруппники – Саня Черный и Саня Белый. Черный и Белый были прозвищами, прочно закрепившимися за парнями с первого курса.
Тезки жили в соседней с Викой комнате. Саня Черный, бородатый брюнет, являл собой олицетворение первобытной мощи. Его волосатое тело было невосприимчиво к холоду и вполне могло бы обойтись без одежды. Подчиняясь условностям цивилизации, парню приходилось носить спортивные костюмы. Брюк и пиджаков Черный не признавал. А если бы и признавал, они категорически не подходили бы его простоватому лицу.
Саня Белый, подобно соседу, был ростом под два метра, но обладал при этом астеническим телосложением. За Белым прочно закрепился образ романтика. Белокурые прямые волосы и античные черты лица заставляли чахнуть по их обладателю добрую половину общажных девчонок. Девичье внимание Сане льстило, но не более того. Оба тезки соревновались за сердце Вики. Та не принимала их ухаживания всерьез, поэтому, когда у одного или второго «жениха» случались короткие любовные интрижки, не расстраивалась.
Третий товарищ Вики – Геннадий разительно отличался от тезок: был замкнутым и нелюдимым. В общаге его недолюбливали и за глаза называли Блатной. По неведомой причине Гена жил в комнате один, к нему никого не подселяли. Те немногие студенты, которым удавалось побывать в жилище Блатного, говорили, что «у него как в Пентагоне все есть: от тостера и кофеварки до оргтехники и тренажеров». Никто и никогда не видел Геннадия небритым. Одевался он в невероятно дорогие шмотки, чем добавлял себе нелюбви в голодном общажном сообществе.
Вика была единственным человеком, с которым Блатной водил дружбу. Ему импонировала дисциплинированность девчонки, ее равнодушие к дорогим вещам, отсутствие жеманства и кокетства. Когда соседки Вики зачинали в комнате пирушку с гостями, та уходила в Генкину комнату готовиться к занятиям. Поначалу им приписывали роман, но тезки эти мифы развенчали, вступившись за честь дамы и показательно наказав сплетников.
Тезки с удовольствием наваляли бы и Блатному, но Вика взяла с них клятву Генку не трогать. Впрочем, Блатной был темной лошадкой, поэтому исход потенциальной битвы был непредсказуем.
Генка олицетворял собой золотую середину: не высокий и не низкий, не толстый и не тощий, не красавец, но и не страшненький. Вот прямо такой, каким полагается быть обычному мужику в российских отчетах по статистике. Если бы кто-то спросил у Вики, каким цветом глаза ее друга, она, наверняка, не ответила бы. Ей и в голову не приходило его разглядывать. Более наблюдательные люди сказали бы, что Генкины зрительные анализаторы подтверждают среднестатистичность парня и не могут служить источником вдохновения для поэтов, художников, музыкантов и иных творческих личностей.
Генка был умным. С ним было интересно вести разговоры. Зато с тезками было весело. Почти каждый вечер Вика ходила с ними на прогулку.
– Представляешь, вчера с тезками мы познакомились с Германом. Он такой интеллигентный, приятный, рыженький, – делилась Вика новостями с Геной.
Тот изумленно уставился на нее:
– Это что-то новенькое! Ты раньше никогда с таким восторгом о мужиках не отзывалась.
– Ну так раньше я и не знала Германа. Он такой благородный. Мы ему дали сосиску, а он не набросился на нее, как другие сделали бы на его месте, а подождал, когда мы отойдем. И только потом стал трапезничать.
– Я не понял, вы бомжей что ль по вечерам подкармливаете?
– При чем тут бомжи? Неужели ты ни разу не обращал внимания, что вокруг общежития ходит много бездомных собак. Они же голодные. Вот и Герман…
